Из протокола № 10 заседания комиссии Государственного совещания по организации всероссийской власти в г. Уфе

Transcription

Докладная записка заместителя председателя Национального управления мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири Ибн. Ахтямова, члена Комуча Г.Х. Терегулова и командира 16-го Татарского стрелкового полка А.М. Биглова Временному Всероссийскому правительству о Культурно-национальной автономии мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири

Не ранее 23 сентября 1918 г.

Уфа 

Докладная записка 

Государственное совещание в Уфе, организовав центральное Всероссийское Временное правительство и учредительным актом своим делегировав вновь созданному правительству полноту принадлежащей народу российскому суверенной власти, вместе с тем предначертало пути управления государством российским и предуказало те ближайшие задачи, которые должны быть выполнены верховной российской властью.

Если кратко формулировать эти задачи, зафиксированные в учредительном об образовании верховной власти акте, то они могут быть исчерпаны следующими двумя положениями: верховная власть должна собрать раздробленную и распыленную Россию в единое целое, спаяв ее единой волей под лозунгами, бесспорными для всех государственно настроенных групп населения; верховная власть, во-вторых, должна повести собранную Россию по пути государственности и вывести ее на широкую дорогу международного общения с тем, чтобы в этом общении Россия заняла подобающее, но временно утраченное ею место.

Этими двумя общими положениями схватываются, по нашему мнению, все конкретные задачи и практические задания, которые подробно указываются учредительным актом, выработанным Государственным совещанием для руководства верховной власти. Все мероприятия, предпринимаемые верховной властью в области управления, должны расцениваться именно с точки зрения соответствия или несоответствия тем двум основным положениям, которые нами выше формулированы. От государственной мудрости власти будет всецело зависеть, сумеет ли она, нащупав биение пульса народного, найти общий для всего народа российского язык; сможет ли она объединить под понятными и дорогими для всего народа российского лозунгами государственные элементы и привлечь их к государственному строительству.

Ни мало не сомневаясь в наличности этой государственной мудрости верховной власти, мы тем не менее считаем себя вправе предостеречь ее от некоторых исторических ошибок, повторение которых особенно нежелательно в переживаемое нами время.

Российская власть дореволюционного периода всю свою систему управления строила на той предпосылке, будто государство российское создалось и устроилось исключительно стараниями и волей одною державного русского народа, что будто все другие народности России не только не способствовали устроению и укреплению державы российской, но всемерно этому мешали. Отсюда — полное устранение нерусских народностей от всякого участия в управлении государством и даже от участия в законодательстве.

Между тем исторически это совершенно неверно. Поскольку в деле устроения и укрепления российского государства руководящая роль принадлежала русскому народу и русской культуре, постольку в это дело государственного строительства вносили свою посильную лепту и все народности, населяющие Россию. Они, если ясно и не осознавали, то всегда чувствовали, что сила и прочность российской государственности, с которой все их существование неразрывно и многими узами связано, является гарантией и их собственного бытия.

Это следует помнить верховной власти, когда она будет искать объединяющие весь российский народ лозунги, могущие собрать воедино разрозненную и раздробленную страну. Помня об этом, ей необходимо будет особенно внимательно отнестись к тем лозунгам, специально присущим отдельным российским народностям, которые были этими народами формулированы во время революции.

К числу таких национальных лозунгов относится требование культурно-национальной автономии, выдвинутое тюрко-татарской народностью и формулированное ею в виде Основных положений об автономии, долженствующих быть включенными в конституцию российского государства.

Культурно-национальная автономия тюрко-татар и орган этой автономии, в лице Национального управления, фактически были признаны еще Временным правительством; признал эту автономию Комитет членов Учредительного собрания, незадолго до Государственного совещания издавший особую по этому поводу декларацию; наконец, в акте об учреждении Временного Всероссийского правительства определенно говорится о принципиальном признании культурно-национальной автономии для народностей России, не имеющих своих территорий.

Мы полагаем поэтому, что верховная власть поступит с государственной точки зрения весьма правильно, если она декларирует в специальном акте признание как культурно-национальной автономии тюрко-татар внутренней России и Сибири, так и ее органа в лице Национального управления, существующего и действующего уже более года.

Таким путем власть не только сразу завоюет доверие многомиллионной тюрко-татарской народности, но она привлечет наиболее сознательные и активные элементы этой народности к государственной созидательной работе как в местном, так и в общероссийском масштабе.

Что касается второй из стоящих перед верховной властью задач, то здесь ей придется прежде всего наладить разрушенную машину государственного властвования, воссоздав из обломков такой аппарат управления, который по возможности отвечал бы требованиям времени и событий.

В этом деле к услугам верховной власти имеются и теории государственного права, и богатая практика западноевропейских стран, и исторические традиции нашего российского прошлого. Всем этим, несомненно, воспользуется власть при создании органов государственного управления.

Но кроме всего этого, власть не должна ни на минуту упускать из виду того обстоятельства, что работу по созданию органов управления ей придется вести в атмосфере гражданской и внешней войны, в обстановке полного разрушения всяких социальных скреп в стране; при полном отсутствии психологии повиновения в населении и при бесконечном недоверии анархически настроенных масс ко всяким органам властвования. Поэтому, чтобы создать достаточно прочный и надежный аппарат государственного управления, нужно прежде всего найти такую социальную базу, на которую этот аппарат мог бы опираться, нужно создать исчезнувшую в населении психологию повиновения, нужно, наконец, создать в массах безусловное доверие к органам правительственной власти.

Всего этого можно достигнуть, по нашему мнению, только при том условии, если все без различия группы населения будут привлечены к государственному строительству, если все они будут считать созданную правительственную власть своей властью.

Это условие, необходимое для прочного существования всякого правительства, было совершенно чуждо пониманию нашей дореволюционной власти, и это непонимание привело её к гибели самой позорной, какую знает история.

Наоборот, эта истина, во всей полноте усвоенная нашими европейскими союзниками — Англией и Францией, успешно спасает государственную власть от всяких натисков, порождённых процессом беспримерной в истории гражданской войны.

Между прочим, во Франции и Англии, когда во время войны им пришлось перестроить их аппараты центральной государственной власти, была проведена мера, оказавшаяся безусловно полезной в смысле упрочения государственной власти. Мы говорим о включении в состав правительства министров без портфелей, как представителей определённых групп населения, до сего времени совершенно не участвовавших в государственном управлении.

Не имея ведомства и определённого круга дел, без заранее очерченной компетенции — министры эти все значение своё черпают из того обстоятельства, что являются в центральном правительстве представителями тех групп населения, которые фактически их туда делегировали.

Значение их особенно велико в периоды бездействия законодательных палат, когда их присутствие в составе правительства служит для представляемых ими групп залогом того, что интересы этих групп не будут пренебрегаться и забываться при осуществлении различных правительственных мероприятий. Эти министры являются как бы мостом, перекинутым от центральной власти к представляемым ими группам населения.

Вот к какому решению проблемы упрочения государственной власти привела наших западноевропейских союзников их государственная мудрость. И это — несмотря на существование правильно функционирующих законодательных палат, несмотря на налаженность и испытанность систем управления, несмотря, наконец, на существование традиций, неблагоприятных для этих новых требований времени (Англия).

Пример этих культурных стран с высокоразвитыми органами государственного управления должен, по нашему мнению, заслуживать самого большого внимания со стороны нашей государственной власти.

Дело в том, что вследствие полного разрушения старых норм, регулирующих наш государственный и общественный порядок, власти приходится прежде всего заняться воссозданием этих норм, а ввиду отсутствия у нас законодательного аппарата, делом создания означенных норм должно будет озабочено правительство. Эта деятельность по созданию временных норм управления, как самая ответственная и серьезная, а также как затрагивающая интересы всех групп населения, будет успешна лишь при условии широкой осведомленности правительства об этих многогранных, часто противоречащих друг другу интересах различных групп населения — чего возможно будет достигнуть, в свою очередь, лишь тогда, когда в составе правительства найдутся люди, знакомые с интересами различных групп российского народа. Это соображение лишний раз подчеркивает пользу включения в состав правительства так называемых министров без портфелей.

Нас, представителей тюрко-татарской нации, заставляют отстаивать этот институт кроме общих соображений еще соображения национальные.

Дело в том, что в деятельности всех ведомств, начиная с народного образования и кончая финансами, правительству придется учитывать элемент, так сказать, национальный вообще и присущий особенностям тюрко-татарской народности, в частности.

Разумное же разрешение вопросов управления и правильное нормативное регулирование этих вопросов, поскольку эти вопросы будут так или иначе задевать национальные интересы тюрко-татар, возможны лишь при условии нахождения в составе не только местных, но и центральных правительственных органов лиц, которые вместе с основательным знакомством с бытом и национальными особенностями тюрко-татар обладали бы достаточным авторитетом в глазах тюрко-татарского населения.

Чтобы правильно, не создавая ненужных трений, разрешать национальные вопросы, которые могут и будут встречаться в деятельности каждого ведомства, правительству в каждом министерстве пришлось бы иметь по одному представителю тюрко-татарской нации, — что, конечно, является практически совершенно неосуществимым, и вопрос этот нужно разрешить как-нибудь проще.

Самое простое и правильное разрешение данного вопроса заключается в том, что, как это сделано в Англии и Франции, в состав кабинета нужно включить министра без портфеля, как представителя от тюрко-татарской нации. Этот министр, не имея ведомства и определенной компетенции, тем не менее, как полноправный член кабинета, должен участвовать в разрешении всех вопросов временного законодательствования и государственного управления правительства. Его голос должен иметь особое значение при разрешении дел, касающихся тюрко-татарского населения. Все ведомства в лице такого министра будут иметь опытного эксперта по тюрко-татарским делам, а для центральной власти в целом он будет являться естественным проводником её предначертаний и мероприятий в среде тюрко-татарского населения,

Что касается рекомендации такого представителя тюрко-татар, то таковая должна быть предоставлена Национальному управлению мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири.

Это учреждение, как единственная национальная всероссийская организация тюрко-татар и как орган культурно-национальной автономии их, легче, чем какое-нибудь другое, сможет указать и рекомендовать верховной власти достойное и авторитетное в глазах тюрко-татарского населения лицо.

Главнейшая и наболевшая задача настоящего момента — воссоздание великой, единой и независимой России — может быть благоприятно разрешена путем создания в первую очередь единой, мощной и дисциплинированной российской армии. Воссоздание крепкой духом армии лежит на обязанности всех тех народов, которые хотят видеть демократическую Россию в то же время и независимой. Эта великая и ответственная обязанность лежит на плечах тех народов, которые дают и должны дать основной контингент кадров армии. Одним из таких народов являются тюрко-татары, которые насчитывали полмиллиона бойцов в рядах российской армии в то время, когда эта армия поражала мир своими боевыми успехами. Поэтому мы не только можем, но и должны говорить о том, какими мерами мы можем способствовать благоприятному разрешению этой труднейшей задачи в настоящий исторический момент.

В современной войне побеждает тот, кто неуклонно твердой рукой стремится к победе, — это раз, кто образован и богат техническими познаниями, — это два. В отношении армии дело может идти лишь о том, чтобы в данный момент создать такие условия, которые способствовали бы поднятию общего культурного уровня солдат, чтобы в минимум времени приобрести максимум познаний для ведения борьбы с врагом, технически образованным. С этой именно точки зрения, очевидно, можно рассматривать проводимое в жизнь воинских частей Народной армии положение об особых офицерах-культурниках. На обязанности этих офицеров-культурников лежит огромная работа по поднятию культурного уровня солдатских масс. В отношении тюрко-татарских воинских частей мы должны признать, что эта работа офицера-культурника будет носить несколько особенный характер, именно ввиду особенности культуры, религии и быта тюрко-татар. Работе этой нужно придавать огромное значение, раз мы признаем громадное значение именно для военных целей большей культурности солдатских масс. Надлежащая постановка культурного дела в воинских частях (дисциплинированных, конечно, к тому же) навсегда освободит нас от этого ненормального явления недавнего прошлого, когда каждый демагог и крикун могли вести за собой невежественные солдатские массы. Кому же должна быть вверена надлежащая организация этого государственно важного дела в воинских частях, составленных из сынов того народа, который провозгласил культурно-национальную автономию? На этот вопрос власть в своем положении об офицерах-культурниках ответа не дала. А между тем народ, провозгласив культурно-национальную автономию, конечно, вправе рассчитывать, чтобы все преимущества, даваемые этой автономией, не пресекались бы для граждан этой национальности вместе с достижением призывного возраста, и, с другой стороны, гражданин тюрко-татарской национальности, который до 20 лет не знал по-русски, когда ему исполнится 20 лет, не может быть принуждаем на незнакомом ему языке в очень короткий промежуток времени приобрести довольно много познаний, чтобы быть осмысленным и знающим своё дело бойцом. Таким образом, усвоение военных знаний путем передачи их на родном языке, кроме легкости усвоения, увеличит процент грамотности (по-татарски, конечно) почти до ста. Процент же грамотных по-русски среди солдат тюрко-татар составит не более 3–4%.

Далее возникает вопрос — возможно ли существование в единой армии национальных объединенных частей? На этот вопрос мы можем дать утвердительный ответ, ибо мы уже знаем о существовании в российской народной армии национальных частей и знаем о том, что эти национальные части, чувствуя свою сплоченность и этим одухотворенные, не один раз с успехом сражались. В истории русской армии мы находим примеры существования целого ряда национальных частей, подчас довольно крупных, как, например, кавказские дружины, башкирские кавалерийские и артиллерийские части, финские стрелки, Крымский татарский конный полк и др. В конце XVIII века образовано было башкирское иррегулярное войско, принимавшее участие в Отечественной войне 1812–1813 гг. В 1863 г. башкиры были уравнены в правах с сельскими обывателями; засим башкирское войско было упразднено. Но упразднение башкирского войска объясняется не тем, что оно было непригодно в военном отношении, но тем, что политическая реакция во всем начала усматривать крамолу и для искоренения ее начала, так сказать, нивелировку, именуемую в отношении башкир «уравнением в правах с сельскими обывателями». Стремление привлечь побольше инородцев в ряды армии вызывало вместе с тем необходимость создания военно-учебных заведений. Так, например, в 80-х годах XIX столетия в Финляндии существовал кадетский корпус, при Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе создано было Восточное отделение.

Еще во второй половине прошлого столетия при Оренбургском юнкерском училище был специально татаро-башкирский эскадрон. Приведенных примеров, думается нам, достаточно, чтобы иллюстрировать нашу мысль о необходимости и в данный момент тех учреждений, которые прекратили свое существование в силу соображений, ничего общего с их полезностью не имеющих. В наши дни также немало примеров существования национальных частей в единой армии. Например, у нас в российской дооктябрьской армии наиболее известными своей неустрашимостью и отвагой считались так называемая Дикая дивизия, латышские стрелковые батальоны и Чехословацкая бригада. Во французской армии мы знаем о существовании туземных корпусов, которые в недавних кровопролитных боях на полях Франции своею неустрашимостью, сплочённостью и порывами к победе решили участь многих сражений. Английская армия, имеющая колониальные войска, именно при их помощи показала, что она умеет сражаться и побеждать не хуже других. А ведь у нас в России тюрко-татары по числу бойцов дают русской армии несколько корпусов. Уфимская, Казанская, Самарская, Симбирская, Вятская, Пермская, Тобольская, Томская губ[ернии], Акмолинская, Семипалатинская области, насчитывающие 6–8 миллионов тюрко-татарского населения, во всяком случае в состоянии пополнить несколько крупных соединений войск. Необходимость образования национальных частей признана как Комитетом членов Учредительного собрания, так и Государственным совещанием.

Таким образом, если признаётся возможность существования в единой объединенной армии национальных частей и, с другой стороны, если культурно-национальная автономия тюрко-татар внутренней России и Сибири также принципиально признаётся властью, т.е. в применении к войску власть считает, что гражданин тюрко-татарской национальности допризывного возраста не знает ни русского языка, ни русской обстановки и условий жизни, — то отсюда совершенно естественно, как логическое заключение, вытекает неотложность и необходимость создания особого центрального мусульманского военного органа, который бы надлежащим образом разрешил все трудности при создании в армии национальных частей и который бы оказывал помощь власти всякий раз, когда эта последняя нуждалась бы в поддержке.

Надлежащее проведение в жизнь воинских частей религиозно-национальных, культурно-просветительных потребностей; объединение мусульманских частей в видах удобства управления, снабжения и воспитания; способствование успешному и безболезненному проведению мобилизации в местностях с тюрко-татарским населением; соображение мер к поднятию боеспособности в тюрко-татарских частях; соответствующая подготовка масс населения, долженствующего дать армии солдат, и самих солдатских масс в смысле внедрения психологии подчинения и повиновения и в смысле воспринятия мысли о необходимости жертв, во имя блага отечества, — все эти мероприятия могут быть проведены в жизнь и претворены в действительность не иначе, как при содействии самих тюрко-татар надлежащей полномочной власти. Поэтому-то тюрко-татары считают не только своим правом, но и обязанностью предложить власти такой центральный военный татарский орган, который, будучи знаком со всеми особенностями этой нации, явился бы экспертом у военной власти по мусульманским делам.

Мы уверены, что рано или поздно сама жизнь выдвинет вопрос о необходимости такого органа. Татарские воинские части стихийно возникают повсюду в мусульманских районах, частью из мобилизованных, частью из добровольцев. Не будем закрывать глаза на то, что эти воинские части появились потому, что этого пожелали сами мобилизованные и добровольцы. В умах всех живы еще татарские национальные части, существовавшие до декрета большевиков о всеобщей демобилизации. И мы нисколько не гарантированы, что требование об объединении этих частей [не] последует снизу. Наша обязанность предотвратить это явление, ибо оно внесет вновь дезорганизацию и разложение, столь нежелательные в настоящий трудный момент. С другой стороны, знаменателен и тот факт, что татары-воины, оказавшиеся по мобилизации не в татарских частях, бегут оттуда именно в татарские воинские части, несмотря на угрозы уголовными карами. Нельзя оставлять без надлежащего духовного руководства тюрко-татарские массы. Иначе с ними может повториться то же, что и с латышскими частями, которые так упорно и с таким отчаянием бьются за чуждые им интересы советской власти. Выше мы упоминали о том, что для целей создания единой мощной армии необходимо не только поднятие культурного уровня народа, но также и создание нравственной дисциплины, внедрение психологии подчинения и повиновения. Наряду с этим вопросом стоит необходимость надлежащей постановки дела воспитания и обучения воинов-мусульман. Конкретно говоря, придется создавать военные школы технических знаний, переводить уставы и законоположения на татарский язык, следить за надлежащей постановкой дела просвещения в воинских частях и много других задач. Вопросы успешного проведения мобилизации в крае с тюрко-татарским населением, меры предотвращения дезертирства и создание благоприятной обстановки для скорейшего комплектования частей — все подобные вопросы встанут в первую голову, ибо мы стоим перед необходимостью дальнейшей мобилизации.

Все эти вопросы могут быть сосредоточены и разрешены путем создания особого центрального военного тюрко-татарского органа. Мы представляем себе такой центральный орган в виде особого отдела по делам тюрко-татарских воинских частей при Главном штабе. Говорить о штатах этого отдела мы считаем лишним, полагая, что он должен быть в общем сконструирован применительно к существующему уже отделу по делам казачьих войск.

На основании всего вышеизложенного мы обращаемся к Временному правительству с нижеследующими ходатайствами, просим:

1) Принципиально признать культурно-национальную автономию мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири и орган ее в лице Национального управления и таковое признание объявить ко всенародному сведению путем издания особого акта (декларации).

2) Согласиться на включение в состав кабинета министров одного лица, представителя тюрко-татарской нации, как министра без портфеля и предоставить право указания означенного лица Национальному управлению тюрко-татар внутренней России и Сибири.

3) Учредить при Главном штабе особый отдел по делам тюрко-татарских воинских частей.

Ибниамин Абуссугудович Ахтямов

Капитан Акрам Мухамеджанович Биглов

Гумер Хабибрахманович Терегулов 

˂˂ГАРФ. Ф. Р-1701. Оп. 1. Д. 57. Л. 4–9. Подлинник.>>