Из статьи члена Комитета по созыву Туркестанского Учредительного собрания В.А. Чайкина «Незабываемое»

Transcription

Из статьи члена Комитета по созыву Туркестанского Учредительного собрания В.А. Чайкина «Незабываемое» 

25 июня 1919 г.
Тифлис 

Кизил-Арватцы и комиссар Фролов

Этот оставшийся в исторической тени «эпизод» составляет одну из ужаснейших страниц современности. Председатель Туркестанского Совета народных комиссаров Федор Колесов (ныне он состоит почетным председателем Кокандского совета рабочих и красноармейских депутатов) в июне 1918 г. пригласил к себе самаркандского советского работника Фролова и предложил ему на выбор — или ехать в качестве чрезвычайного комиссара с карательной экспедицией в непокорный, но тогда еще в сущности советский Асхабад, или же идти в тюрьму и под суд по обвинению в растратах и других служебных преступлениях.

Фролов без колебаний выбрал первое и, как бич Божий, двинулся со своей «отборной», жаждущей крови командой, через Бухару в Закаспий. Первыми на этот поход откликнулись рабочие ж.-д. кизил-арватских мастерских, которые избрали и послали к Фролову 4 рабочих-парламентеров, «нарочно — своего брата-пролетария, попроще», как лично разъясняли мне впоследствии (в марте 1919 г.) сами кизил-арватцы.

Судьба этой делегации оказалась нестерпимо ужасной.

Осталось тайной, каким мучениям были подвергнуты парламентеры-рабочие в поезде Фролова.

Известно только, что части их тел приближенные чрезвычайного комиссара выбрасывали из вагона во время движения поезда, чтобы не пачкать в крови рук, железной лопатой.

Ответом на это убийство делегатов было истребление кизил-арватскими рабочими всего отряда Фролова и обещание советского центра (из Ташкента) разрушить до основания город Асхабад и селение Кизил-Арват.

Удивительно ли, что начатая таким образом кровавая игра длится в Закаспии второй год, и только изменение общей политической обстановки способно положить ей прочный, не требующий новых потоков крови, предел. 

Кто такие Казем-бей и Баракатулла[1]

В противоположность сообщениям некоторых бакинских газет, в частности, «Набата» — Мухаммад Казем-бей не является «известным народным деятелем Закаспийского края», а мевляви Мухаммад Баракатулла меньше всего может претендовать на ответственное звание народного или даже пролетарского представителя интересов мусульманского Пенджаба.

Оба эти лица — старые «таинственные незнакомцы», о которых известно гораздо больше, чем представляется уместным и общественно необходимым говорить в данной статье. Оба они не связаны с Туркестаном ни происхождением, ни общественной работой в туземных кругах, а делегированы в 1915 г. правительствами императора Вильгельма II (Баракатулла) и султана Магомета V[2] (Казем-бей) в Афганистан с важной и загадочной миссией. Две кратких приводимых ниже справки способны приподнять краешек обычно непроницаемой завесы, отделяющей нас, социалистов, от таинственной лаборатории международных «делателей золота и крови» — вдохновителей «с национально-патриотической целью» мятежей, восстаний и убийств.

«Мевляви Мухаммад Баракатулла и Мухаммад Казем-бей вместе с Вагнером, артиллеристом германского штаба, работали в Герате (важный стратегический пункт Афганистана на пути из Персии в Индию) по распрогандированию русских мусульман». Такова официальная характеристика этих неразлучных Аяксов, переданная в начале ноября 1916 г. из Дели в Петербург секретной, шифрованной особым ключом, депешей индийского представителя тогдашней России.

Вторая справка относится к июлю 1916 г., т.е. к тому времени, когда снабженные огромными финансовыми ресурсами и многоразличными конспиративными связями послы Германии и Турции — Баракатулла и Казем-бей успели обжиться в Афганистане и английском Пенджабе и разбросить свои сети далеко за пределами этих стран.

Как известно, в начале июня 1916 г. в различных частях Туркестана среди туземцев вспыхнуло «восстание». О «восстании» этом не существовало и не существует двух мнений: оно явилось результатом провокационной политики кабинета Штюрмера, охарактеризованной в свое время милюковским — «глупость или измена?».

В половине июля 1916 г. лидер туркестанских младосартов Убайдулла Асадулла Ходжа Ходжаев и я проездом в Петербург остановились в Ташкенте для совещания с местными конспиративными организациями о мерах противодействия правительственному провокационному террору, которые мы должны были предложить депутатам думской оппозиции. Во время этого совещания выяснилось, что из Афганистана к туркестанским младосартам и киргизам поступило предложение о снабжении края оружием «для борьбы с русским царизмом». Уже тогда для нас не существовало сомнений о происхождении предлагаемого оружия и о том, кто шлет туземному Туркестану эти, бессмысленные по одной безнадежности борьбы, советы «друзей мусульманства». Простое сопоставление обеих справок и их дат (сообщение из Дели в дальнейшем говорит о давнишней работе Барататуллы и Казем-бея и является несомненно запоздалой бюрократической отпиской) приводит к определенному выводу, который для туркестанских общественных работников никогда не составлял секрета.

Не приходится пояснять, что предложение «афганцев» из Турции и Германии было отвергнуто единодушно всеми подлинными друзьями Туркестана.

Появление Казем-бея и Баракатуллы в новой роли предвозвестников и насадителей советского коммунизма представляет один из чудовищнейших парадоксов нашей эпохи. Невольная и глубокая тревога за судьбы великой революции на Востоке должна охватить всякого честного социалиста, и, прежде всего, большевистских лидеров, несущих всю ответственность за это неискреннее и предательское превращение империалистических Савлов в коммунистических Павлов.

После всего сказанного только небывалым в истории революций разбродом этики и мысли, «энергией отчаяния» и предчувствием конца можно пытаться объяснить согласие Туркестанского совнаркома на передачу Казем-бею водительства советским фронтом, вызов В.И. Лениным Баракатуллы в Москву и особенн[о] распространение за подписью этих двух «коммунистов» советского воззвания «Ко всем мусульманам Азии» (№ 82 ташкентской газеты «Иштракиун» («Коммунист»), «органа Центрального комитета туркестанских коммунистов-большевиков» — март, 1919 г.).

Невольное сомнение овладеет каждым непредубежденным читателем, который ищет выхода из создавшегося положения, а не доказательств виновности тех или иных политических группировок и партий: «Можно ли, честно ли возлагать за весь этот кошмар ответственность на большевиков и особенно на их руководящие учреждения? Ведают ли они, что творят и какую змею отогревают на своей груди в лице привычных убийц, Казем-беев и Колесовых-Фроловых? Не есть ли эти ужасные подробности величественного целого, за которое ответственно идейное течение?»

На поставленные в упор вопросы я, основываясь на огромном находящемся в моем распоряжении конкретном материале, подвергнув этическому анализу тысячи фактов, в подавляющем большинстве своем остающихся неизвестными широкой публике, не могу ответить иначе, как — да большевизм ведает, что творит; да, он несет ответственность за все эти ужасы. <…>

˂˂Знамя революции (Тифлис). 1919. 30 июня.˃˃