Объяснительно-оправдательное, предсмертное (?) письмо тов. Рубина тов. Попок

Transcription

<<l.89>>

Тов. Попок!

Сначала я думал ничего не писать. А потом решил, что может создаться ложное представление по «Мервскому делу» и я решил написать лично тебе.

Яков Абрамович. 1. На заседании Бюро ЦК 7.X- я по докладу комиссии был представлен в очень черном виде. Получилось, что я главный «расхититель» - «вор». Как ты думаешь, могу я с этим примириться?  Ведь комиссия была в Мерве меня не видела. 3.X- вернулась из Мерва со мной не считали нужным побеседовать. Ведь 5.X- меня тоже никто не вызывал, я ведь совершенно случайно попал к Ташли по твоему совету. Будучи болен 5.X- я с ними беседовать не мог. Никто из комиссии, прекрасно зная где я живу до самого заседания Бюро ЦК не считал нужным со мной беседовать. А ЦК тоже считало возможным слушать комиссию, судить обо мне, предрешать вопрос о моей партийности и привлечении к судебной ответственности, зная, что комиссия делает одностороннюю информацию, совершенно меня не спросив и не дав мне возможности лично проверить и разделаться с задолженностью.

2. Я ведь т. Попок приходил к тебе до заседания, ставил вопрос, рассказывал и просил дайте мне возможность на пару дней поехать в Мерв, лично проверить, что за задолженность мне приписывается и т.д. А ты тоже считал возможным, что меня можно разобрать сразу на заседании. Разве в моем больном состоянии к тому же заранее не зная, какие конкретные обвинения мне выставляются, я мог говорить, т.к. надо.

Тем более что с самого начала заседания я видел, что вопрос предрешен, а в отношении меня очень тенденциозно освещен. Я не хочу обвинить кого-нибудь из комиссии в тенденциозности по отношению ко мне, но эта тенденциозность навязана мне в Мерве.

Яков Абрамович! Ташли начал с того, что все пьянки были у меня на квартире. А кому из Вас секрет, что моя квартира была местом, где останавливались все приезжавшие и проезжавшие через Мерв товарищи. К кому наш народ всегда после какого-нибудь заседания валил ужинать, заранее меня предупреждая, что Конопелько обо всем позаботиться? Ко мне. Сколько у меня с женой из-за этого семейных трагедий. Но не мог же я гнать людей и вот сложилось впечатление – все у Рубина, о котором докладывал Ташли. Я должен категорически заявить, что это были не пьянки, а ужины обычно с небольшой выпивкой.

3. Я повторяю то, что  я говорил тебе и, что говорил на заседании, частых пьянок сами без присутствия кого-нибудь из Ашхабада до весны 1933г. – до приезда в район Самарина – не было.

С его приездом начались постоянные пьянки. Сначала, чтобы отвлечь Самарина от пьянства, я старался держать его больше на участке. Исполнял работал плохо и волей неволей приходилось Самарина

<<l.90>>

отзывать в город. И как только он приезжал пьянки вспыхивали. Я пытался воздействовать на Самарина, беседовал с ним, поручал Чары Яр Алиеву беседовать с Самариным и Чары Яр Алиев и Каруцкий и Конопелько и остальные товарищи знают, что я предпринимал целый ряд мер, чтобы прекратить эти пьянки у Самарина, ибо они дают основной расход 1933г.

4. Я после заседания Бюро ЦК пришел к прямому выводу, что после того, как комиссия кое-что начала нащупывать Самарин немедленно изменил тактику сделал оригинальный ход, он начал во всем признаваться, по всему оказался виноват Рубин.

Я уверен, что он крепко сколотился с Дробязко и вот получается, что за Самариным лично ничего нет, а все за Рубиным. Но в это же ни один здравомыслящий человек не поверит.

Я, к сожалению, только после заседания, придя уже домой и немного отдохнув вспомнил, что в прошлый свой приезд с этими документами в Ашхабад Яары Яр Алиев мне говорил, что очень подозрительно растут у Самарина счета было 22000, через неделю  34000, а теперь дескать 57000 рублей. Он дальше заявил, что по его мнению часть денег присвоена Самариным или им дана своей жене, когда она ехала на курорт крупная сумма из этих денег.

Я прошу обязательно опросить в этой части Чары Яр Алиева.

5. А теперь совсем подозрительно. Я весь прошлый год был уверен, что за 1932г. вместе с переходящим остатком 1931г. израсходовано на все включая вагоны и снабжение в Ашхабад 42000 рублей и только на заседании Бюро ЦК 7.X-33г. узнаю, что 32 год не 42000, а 70000 рубл. Ну что я могу сказать. Здесь явное преступление в финчасти и тех кто подписывал акты, а меня явно ввели в заблуждение уменьшили цифру расхода. В этом 1933г. еще перед моим отъездом в Москву мне говорили о сумме расхода в 25000 руб., когда я приехал из Москвы, мне уже сказали, что есть 34000 руб., когда я дней через 10 на день заехал из Теджена, то мне сказали, что уточнили и оказывается 57000 руб., а на заседании  Бюро ЦК я узнаю, что в 1933г. расходы составляют 77000руб. Совсем умопомрачительно и я при всем моем желании чем-нибудь объяснить эти скачки расхода ничем их объяснить не могу. Я могу только сказать, что здесь на лицо явные преступления финработников, работников столовой и людей ведавших построением счетов и составлявших акты.

6. Я опять и в этом письме заявляю, что неоднократно принимал меры к увольнению Архипова, 2 раза он снимался и оба раза после долгих и настойчивых требований Конопелько, личных его поручительств Архипов восстанавливается один раз при мне и то в мое отсутствие, а второй раз уж после моего выезда из района в Москву.

7. Я признаю, что мне надо был в свое время прекратить эти безобразия и самому целый ряд вещей не делать и поставить вопрос перед

<<l.91>>

ЦК. Но разве работники ЦК, ЦИК и СНК не знали, что делается в Мерве? Разве может заявить Толпыго, что он ничего не знал, когда он с 1931г. ездил в г. Мерв? Разве, когда Толпыго отправлялись домой продукты и пиво в изобилии он ничего не знал. Разве когда ему специально в Мерв  шили обувь он ничего не знал. Разве, когда он уже в 1933г. в период обработки хлопка остановился на обратном пути в Мерве и Самарин снабжал вагон продуктами  для его квартиры в Ашхабаде, он ничего не знал? А ведь деньги за все шли из Исполкома. Разве Чары Великов, который вместе с Айтаковым еще весной 1932г., останавливался с вагоном Айтакова в Мерве по пути в Ашхабад и специально ко мне пришли в Исполком, чтобы их вагон был загружен пивом для Ашхабада, разве они ничего не знали? Разве когда Чары проезжает Мерв и дает телеграмму «встречайте вопросами снабжения» - это значит тащите продукты, пиво и т.д. он ничего не знал?

Разве может заявить Атамышев, что он ничего не знал, когда он из Байрам-Али специально приезжал в Мерв обрат. путь, заказывая по телефону, чтобы приготовили плов или шашлык и прочее к нему? Разве он не знал? Ведь вторую половину 1931г. весь 1932г. и начало 1933г. все время отправлялось пиво в Ашхабад. Все его пили, представляли претензии, что бутылки лопаются, тары никто не возвращал, а она стоит колоссальные деньги. А ведь деньги за то Мерву никто не платил. Разве никто из В/ не задавался вопросом, как все это должно покрываться? С Чары специально беседовал, с Толпыгой тоже. Все обещали. А теперь оказывается «никто ничего не знал». А ведь Чары, когда к нему в начале сентября пришел Чары Яр и Самарин, сразу заявил, я знал, что когда-нибудь этот вопрос станет. Знал, а зачем спрашивается делал? Ведь секретарь ЦК мог своевременно меры принять. А вот выждал и выступил на заседании ЦК 7.X- с громовой речью о разложении и т.д. я спрашиваю тов. Попок, как это называется? Почему Толпыго молчал?

8. Мне предъявлен целый ряд личных обвинений основное обвинение, что были пьянки, которые я не прекратил, а на некоторых бывал сам, я не отрицаю. Говоря об организации провод. Я признаю – были проводы: Ногобицу, Орлову, Панфилов и Бондарь. Да их устраивали за казенный счет. Может быть тут есть преступление. Но я считаю, что отдельным работникам много давшим району не грех было устроить проводы. С этой точки зрения кое-кому из перечисленных не надо было устраивать – это верно. Но вот т. Попок недавно были устроены проводы Атамышеву, разве это за его счет? Я детально осведомлен о проводах, которые ЦКК устраивали Малиновскому – за чей счет? Тут я не хочу на этом спекулировать, но требую, чтобы более чутко подходили.

Я категорически отрицаю всякое обвинение в пьянстве с женщинами. В Мерве можно набрать разные сплетни, но не всему верить 

<<l.92>>

можно. Категорически отрицаю версию с часами. О ковре я говорил на Бюро ЦК и Бондарь не возражал. И он и Семенов заверили меня, что эта покупка оформлена через Коверсоюз за 450р. 250 рублей я лично внес Семенову, он может отрицать, сколько ему угодно. Остальные 200 он должен был с меня удержать при расчетах, по % надбавкам. Надо полагаться. Всякие разговоры о брюках и т.д. мне самому надо еще разобраться в чем тут дело. Я теперь чувствую, что там где я давал деньги там их по-видимому этот обслужив. персонал прикарманивал, а все бухал в счета. Тут я благодаря отсутствию контроля мог, да не только мог, а по-видимому влопался. Тоже с задолженностью артелям. Моя посылка в Москву это была первая за все 5 лет работы в Туркмении.

Я как раз коурмы не просил, это Дробязко и Самарин или Конопелько «Удружили».

Я говорил ребятам, что именно эта баранина удорожает посылку и мне трудно будет за нее рассчитаться. Меня уверили, что все не так дорого и я сумею потом постепенно рассчитаться. Затем они поторопились провести  я не знаю.

Ну тов. Попок можно писать еще очень много. Можно спорить что 1932г. основу всех расходов львиную долю снабжение вагонов, работников и посылка в Ашхабад. За 1933г. ничего сказать не могу, тут такая вакханалия у Самарина с расходами и отчетами, хотя я ничего не понимаю.

Да! Категорически отрицаю, что я давал установки, как делить суммы на вагоны и актив. И Самарин на Бюро уже иначе информировал и я не понимаю зачем Репкину понадобилось на заседании вытягивать из Самарина утверждение, что я давал установку и контрольные цифры. Самарин как не мялся, а прямо этого не сказал.

Ну я чувствую, что я излишне расписался. Тебе «надоело» читать, а мне с высокой температурой – тяжело писать. В заключение хочу вот что сказать:

Вместо того, чтобы меня внимательно выслушать, дать мне возможность выехать в Мерв лично проверить задолженность, с кем надо рассчитаться и т.д. Вы все считали возможным сразу меня судить, ошельмовать и предрешить вопрос о моем исключении из партии и предании суду. Я же прекрасно понимаю, чего хочет Наркомюст. Ведь ничье исключение из партии, ничей арест по Мервскому делу не произведут такую сенсацию... эффект, как мое исключение из партии, как мой арест, как же Рубин выдвинут в ЦК, был Зам. Зав ОРГА, Рубин назначен Зам. Наркомзема, Рубин руководил  Мервской организацией  - и вот Наркомюст его «расшифровал» - врага нашел, так то тов. Попок. Хуже, ведь на заседании Бюро прямо был сделан вывод, что я сознательно содействовал том, что Горрайфо Мерва стало на службу классовому врагу, значит, я уже скатился на позиции классового врага. Служил ему, так получается?

<<l.93>>

А ведь все Вы мнения были такого, что Рубин работник не плохой стал врагом партии и рабочего класса? С тех пор, как выпил рюмку водки за казенный счет. Быстрое перерождение.

Не с того конца начали товарищи. Меня на Бюро и до Бюро 7.X поразило и морально придавило отношение людей ко мне.

Сразу все перестали узнавать, никто не кланяется, все избегают, как зачумевшего – Кипарисов, Рабинович, Репкин, Толпыго и т.д. все проходят и не замечают.

За что? За что, Яков Абрамович? Какое право имел Репкин имея одностороннюю информацию, не беседуя со мной сразу требовать моего исключения из партии?

Какое право имел Ишмеко, который меня совершенно не знает бросать реплику Чары Великову «значит В/ его плохо знали, больше оснований верить, что  были кутежи с женщинами, чем не верить».

Даже Рабинович мог поверить в такую дикую версию, что я заставил сфабриковать себе документ, что за мной никакой задолженности.

Петросяну кажется подозрительным моя позиция в вопросе о «Парижской Коммуне» почему именно моя позиция подозрительна. А ведь была такая же позиция, как и у тебя тов. Попок, как у Рабиновича и Ташли мне рассказали о своем следствии. Почему именно моя позиция подозрительна?

Да все потому, что теперь каждый имеет право меня шельмовать, позорить и приписывать мне всякие пороки и ярлыки. Я теперь ничему не удивляюсь, но морально тов. Попок я подавлен.

Яков Абрамович: Только в марте 1934г. мне будет 30 лет, а этого 30.X-33г. стукнет 13 лет моего пребывания в партии. Полжизни в партии. 10 лет с начала 1919г. еще мальчиком в Красной армии. Провел всю польскую кампанию в боях в 389 Бог. полку (или 2 Богуснк) 44 див. Дрался с бандами Тютюннина, Палия и т.д. на вольным и спевшине. Был на Памире. Дрался с басмачами Дарбазе (ликвидация Дель нар Бека). Ведь вся моя взрослая сознательная жизнь прошла в борьбе за диктатуру пролетариата. После 10 лет армии – 5 лет беспрерывной работы в районе Туркмении (Кара-Кала, Каахка, Мерв) Как же после всего этого перенести тот удар, который мне нанесли 7.X.

Яков Абрамович! Я не боюсь ответственности, но мои теперь уже прямо невыносимые физические страдания затянувшейся болезни, подстегнутые теперь невыносимыми моральными переживаниями – обессилили меня вконец. Я пришел домой, свалился в постель и разревелся как ребенок. Это я пишу не для того, чтобы тебя разжалобить – это уже поздно, я чтобы ты хоть после меня почувствовал, как я страдал. Тяжело 13 лет в партии, вступал на польском фронте в 1920 году.

<<l.94>>

Нелегко отдавать партбилет и я не хочу живым его отдавать. Хочу умереть, будучи еще и членом партии и членом ЦК.

Партия скажет малодушие. Может быть, но у меня сейчас никаких физических сил бороться доказывать, опровергать крепко спаянную кампанию жуликов в Мерве, а они пользуясь этим на меня навалятся выгодно. А я чувствую, что я еще долго проваляюсь. К тому же чувствую прямо таки форсирование психическое расстройство. Уверен, что если не через день, то два меня отвезут в психиатричку и я там буду заживо гнить, а тут пока исключат из партии и т.д. Не хочу! Слышите не хочу! Я уж лучше сам. Прошу особенно строго не осуждать.

Все это мое настроение и состояние усугубляется еще и тем, что теперь всякая сволочь в Ашхабаде будет иметь право мне напоминать, что меня уже однажды трибунал здесь же в Ашхабаде судил. Никого ведь не будет интересовать, что специальным приказом РВСР мне эта судимость никуда даже в послужной список не занесена. Никого ведь не будет интересовать, что покойный Вильгельм  секретарь парткомиссии округа резко осудил мое привлечение к судебной ответственности. Никто не будет интересоваться, что парткомиссия уже после суда разбирала мое дело и ограничилась выговором. А все будут вспоминать и строить всякие небылицы. Сплетня заработает вовсю. Ну пора кончать, а то без 20-ти 4 утра.

Мои последние просьбы

1. Не дать повода, чтобы мою смерть использовали как доказательство действительного разложения – (этого я больше всего боюсь). И чтобы жулье всякое в Мерве не навалило на меня всякие несуществующие грехи.

2. Не давать хоть после моей смерти трепать мое имя. Пусть лучше его забудут.

3. Я перед смертью имею хоть одну отрадную мысль, что Мерв в этом году выполнит план по хлопку и это дело моих рук. Так вот когда Мерв выполнит план вспомните меня.

4. Помочь моей жене. Во-первых, чтобы ее по этому делу не дергали, она вообще ничего не знала и не знает. Во-вторых, хотя бы из памяти моей пятилетней и не плохой работы в районах Туркмении не откреплять ее от столовой и распределителя, а то она вынуждена будет бросить учиться.

5. Помочь ей похоронить меня, а то она сама не сумеет.

Ну больше ничего не прошу. Прошу, чтобы партия меня резко не осудила за этот поступок. Иначе не могу. Тяжело болен физически. Схожу с ума. Морально подавлен, главным образом изменившимся отношением ко мне всех бывших товарищей.

8.X-33г. Рубин.

3ч. 50м. утра, Ашхабад, 1 дом советов.