Докладная записка Тохтабекова Андижанскому комитету РКП(б) об отказе от общественно-политической работы

Transcription

<<l.39>>

Комитету Российской Коммунистической Партии Андижанской уездно-городской организации.

Докладная записка.

Тяжелое положение в политическо-общественном отношении переживала Ферганская область, в частности город Андижан и его уезд, при самом начале революции в октябре 1918 года и после нее почти до последних моментов. Особенная тяжесть выпала на долю мусульманских общественных работников и населения. Общественные течения, еще не успевшие прочно кристаллизироваться в новые советские формы, в большинстве случаев покоились на старых формах влияния баев, спекулянтов и духовных лиц, каковые не только недоверчиво смотрели на шаги новых советских работников из своей среды мусульман, но нередко явно, а чаще тайно тормозили всякое начинание, всеми силами стараясь подрывать к этим работникам доверие, наушничая, выдумывая разного рода сплетни, имея в виду лишь как-нибудь оживить, поддержать свое влияние на народ, которому революция нанесла удар. Мне кажется, что еще нигде в мире работникам революции не ставилось столько преград, как в Фергане, главное, в той структуре мусульманского общества, в котором застала его революция. Будучи по существу своему феодальным строем, общество это отличалось глубоко отрицательными свойствами и делилось резко на угнетенных, веками униженных, с одной стороны, масс и разного рода калибра угнетателей, с другой (меньшинство). Цель последнего была только одна: во что бы то ни стало, примазавшись к движению и под его флагом, наружно прикидываясь друзьями народа, на деле обделывать свои делишки и, не стесняясь средствами до провокации включительно, стремиться поддержать свое влияние, начав с опорочивания и самого бесстыдного дискредитирования деятельности самоотверженных борцов за народ и свободу. Последние были сразу же поставлены в тяжелые, почти невозможные условия работы: им постоянно грозила не только клевета и обливание грязью, но и опасность для жизни. Под влиянием нашептывания этих врагов революции и европейские товарищи долгое время в Андижане, почти с первых шагов революции вплоть до приезда центровиков, ни за что, без всяких оснований стали относиться к работе деятелей-революционеров из мусульман недоверчиво и подозрительно, вот почему перед каждым из нас, революционным мусульманским работником, условия работы ставили дилемму: или откажись от всякой работы, и происками угнетателей народа, с другой, особенно когда народилось басмачество, ежеминутно ожидай смерти. Вот почему число преданных работников революции с каждым часом все становилось меньше и меньше, пока не кристаллизировалось в группу не более десяти человек, в числе коих был я, Султанбек Тохтабеков, и другие. Почти ежедневно опасаясь расправы от басмачей, приходилось на ночь укрываться в новом городе, а здесь и ночью переживать тревогу, опасаясь беспричинного ареста не доверявших без всякого основания товарищей европейцев.

Если историку революционного движения и в Андижане, и его уезде, и условий работы, в которые мы, группа активных деятелей, были поставлены, вздумается шаг за шагом проследить протоколы фракции коммунистов-мусульман, то, не желая выставлять себя и товарищей на показ, могу смело сказать, что условия эти не только были чудовищные, но самая работа требовала сверхчеловеческих напряжений. Такая работа не только доказывала, что я и товарищи далеки были от достижения каких-либо корыстных личных целей, стремились бы к узурпаторству во что бы то ни стало власти и влияния над народом – но она доказала бы историку совершенно обратное,

<<l.39ob>>

когда я, Тохтабеков, и другие наши единомышленники, лишенные доверия европейцев и окруженные сплошным фронтом явных и тайных врагов среди мусульман, которым препятствовали ловить рыбку в мутной воде, забросив на произвол судьбы наши семьи и личную безопасность, рискуя всем, тем не менее настойчиво, не покладая рук, добивались одной цели: проведения в народ идей революции и очистки его от тех лжереволюционных опекунов, для каковых новые порядки были невыгодны. Из тех же протоколов фракций коммунистов-мусульман видно, что, не покладая рук, я и товарищи все время составляли доклады, ездили то в область, то в Ташкент, разоблачали всех «самодержавцев» как старого, так и нового строя, рискуя при той вакханалии власти и самоуправления, которые мы пережили, быть арестованными и стертыми в порошок теми безответственными временщиками, которые тогда опекали. Можно теперь с уверенностью сознать, что тот новый путь естественного развития народного сознания и свободного роста революции, которого мы добились в связи с законностью и планомерностью уничтожения недоверия к мусульманам, открыт и прочищен нами, несмотря на то, что добиваться его стоило мне и товарищам неимоверных трудов. И вот теперь, когда, казалось бы, работе настоящего местного революционера открыта широкая возможность, когда все препятствия к ней устранены, добыта равноправность населения как мусульманского, так и европейского, ликвидировано басмачество, к сожалению, врагов, мешающих работать, стало еще больше, а главное – борьба с ними час от часу становилась труднее, нервируя до невозможности, заранее отнимая энергию во всяком деле. Невозможно тяжелая деятельность как меня, так и упомянутых товарищей ухудшается тем, что враги не только личные, сводящие со мной и другими коренными работниками свои мелкие счета из-за утраченного влияния и невозможности набивать карманы, но враги идейные, враги революции переменили фронт и тактику и, не смея выступать открыто с доказательствами в руках, каковых у них нет, делая вид, что они внешне самые преданные друзья революции, широко стали использовать свою закулисную работу, не стесняясь средствами путем нашептывания, сообщений «влиятельным лицам» непроверенных слухов, распространения их среди населения, стремясь во что бы то ни стало устранить нас, действуя из-за угла, нас, мешающих им обделывать свои делишки. Итак, явных, открытых врагов стало меньше, все они примазались внешне к революции, и, не работая, стало почти невозможно, т.к. благодаря нашей непрерывной борьбе за Советскую власть нажить сплошной фронт врагов, действующих исподтишка. Врагов этих, прикрытых личиной друзей народа, смело можно поделить на следующие группы: 1) меньшевики, 2) скрытые кадеты, 3) бывшие коммунисты, исключенные из партии после неоднократных чисток ее, энергично предпринимаемых мною и товарищами, 4) бывших комиссаров из «влиятельных», так или иначе опозоренных или задетых приговорами трибуналов, и сообщников, для которых с падением комиссаров прошло золотое время наживаний капитала и самоуправления, 5) несколько лиц из мусульман, которые примазались к революции в период организационной смуты и непорядка, а в данный момент, благодаря тому, что я и товарищи оставили их не у дел и мешает обделывать свои делишки под видом забот о народе… <<sic>> 6) некоторые из руководителей и рядовых лиц басмачества, которые, переходя на советскую службу, мечтают быть неограниченными властителями угнетенных, превращая свои капризы в закон, каковым мечтам я и товарищи мешаем осуществиться, 7) нельзя не упомянуть и о многочисленной группе «нейтральных» мусульман, прикидывающихся даже сочувствующими, но лишь с целью только сохранить неправильно нажитое, но и, воспользовавшись моментом, удесятерить его, учитывая хозяйственную разруху и нужды народа. Трудно перечислить остальные группы, да вряд ли в этом есть надобность, достаточно сказать, что чем энергичнее, настойчивее наша работа в смысле упрочения советских революционных принципов, тем более она поражает скрытных врагов разного ранга и положений, врагов, далеких иногда от какой бы то ни было политической платформы. Борьба с этими врагами тем тяжела не только потому, что отнимает энергию, необходимую для дела народа, но благодаря безответственным приемам всех этих лиц достигать опорочивания путем сплетен, анонимов и нашептываний глубоко обезличивает и делает борьбу с ними невозможной, особенно потому, что находятся люди, принимающие глупые выдумки за чистую

<<l.40>>

монету и дающие им веру.

Все эти наши враги добились того, что обострили отношения мои, Тохтабекова, с местными представителями Татарской бригады, которые, особенно Политод ея во главе с т. Еникаевым, как люди новые, незнакомые с местными общественными работниками в кавычках – придают их слухам и сведениям характер неопровержимых доказательств, взяли нас «на подозрение», не желая отличить правды от сведения личных счетов. Для нас вновь настала тяжелая минута недоверия к нам, обидного, незаслуженного, ничем не вызванного. Никаких оправданий, объяснений с нас не только не спрашивают, но даже не допускают. А между тем такое доверие, оказываемое противникам, уже принесло свои плоды. Они осмелились Политод Татарской бригады непрерывно и безнаказанно пополнять их сообщениями и инструкциями на нас. Не стесняются даже явными подлогами. Так, открыто фабрикуются письма от того или иного курбаши (басмачей) с просьбой доставить оружие. Письма пишутся на наше имя, но адресуются в прежний Штаб, бывший до Татарской бригады, якобы для передачи нам, как будто авторы не знают, что сноситься со злоумышленниками (каковыми мы обрисовываемся в письмах) через Штаб , нужно быть или слишком наивным, или, что всего вернее, быть злостным провокатором, убежденным, что как бы то ни была нелепа и груба подделка, ей все-таки поверят… <<sic>>

Итак, я и товарищи оказались под судом – без суда, обвиненными без вины и связанными по рукам и ногам без возможности быть выслушанными и оправданными. Понятно, что такое положение недоверия делает невозможным какую бы то ни было общественную работу, а тем более ответственную, каковую мне и товарищам выпало на долю нести с начала Октябрьской революции до настоящего дня.

Результатом того, что все происки и нашептывания наших врагов достигают цели, враги эти начинают широко дискредитировать нас и в… <<sic>> тем более, что она в большинстве состоит из лиц, коим новые порядки революционных норм не только не по карману, но и не по душе. На одном из многочисленных митингов в Джами при выборе кандидатов от мусульман в члены Совдепа нашлись люди, которым непроверенные слухи и сведения дали возможность выдавать за факты и тем подрывать то доверие, которое мы достигли среди населения путем напряженной до последней возможности борьбы за народ и только для народа.

Все это вместе взятое приводит меня к необходимости просить: 1) не выставлять в дальнейшем моей кандидатуры на какой-либо общественный пост и 2) освободить меня от всякой общественной работы до тех пор, пока не наступит время работать, не ожидая каверз со стороны безответственных клеветников, когда лишь суд и открытое обвинение дадут возможность, не сознавая за собой никакой вины, открыто и планомерно работать.