Протокол заседания секции по национальным делам 7-го Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской Советской Республики Minutes of session of nationality affairs section of the Seventh Extraordinary Congress of Soviets of the Turkestan Soviet Republic
Transcription
Протокол заседания секции по национальным делам 7-го Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской Советской Республики
14 марта 1919 г.
Председатель тов. Кобозев, товарищи председателя Рыскулов и Низам Ходжаев, секретарь Ибрагимов.
Члены; (особоявочный лист)
Повестка дня:
1) Борьба с голодом и продовольственный вопрос
Доклад тов. Рыскулова, прилагаемый при сем в отдельно отпечатанной брошюре.
Тов. Рыскулов в дополнение к печатному докладу в пространном личном докладе обрисовал голод, посетивший население республики. По словам тов. Рыскулова, имело множество основных и привходящих причин. Разноплеменный состав малокультурного населения Туркестанской республики, распадающийся на оседлое и кочевое население, уже давно переживал кризис в своей экономической жизни. Бывшим правительством России не было принято широких мероприятий к урегулированию общей экономики Туркестана. Широко развитая, благодаря почвенным и климатическим условиям, хлопковая промышленность почти обратила Туркестан в одну большую хлопковую фабрику России, заняв в некоторых областях под посев хлопка до 90% общей площади обрабатываемой земли. Такова была Ферганская область, создававшая вместо хлеба, потребного для трудового населения, крупных капиталистов в лице разных иностранных и отечественных торговых домов. Разразившаяся над миром война окончательно подорвала экономическое благосостояние республики, последствия же войны, как эпидемические болезни, а в дальнейшем революционная борьба вконец разорили край. К этому присоединились неблагоприятные атмосферические явления, настала долгая засуха, выжглись травы и не удался урожай не только хлебных злаков, но и хлопка. Особенно тяжело общий кризис отразился на положении скотоводческого населения. Скот погиб от бескормицы и скотоводы стали для собственного прокормления продавать свои домашние имущества до последнего почти халата. Когда все вырученное от жалкого скарба скотовода было съедено, то скотоводы были выброшены на арену смерти. Ели падаль, собак и себя.
Оседлое население, хотя и было в более лучшем состоянии, благодаря недвижимости и кое-какому запасу хлебных продуктов, при подобном питании фруктами и овощами, все же было застигнуто неимоверно тяжелой борьбой с общей разрухой экономической жизни.
Начавшееся как во время войны, так и после революции расстройство транспорта, направленные в Туркестан в качестве лишних ртов военнопленные вместе с голодающими скотоводами явились причиной расстройства хозяйственной жизни и оседлого населения, образовавшиеся фронты по обеим сторонам республики прервали сообщение с Центральной Россией и Кавказом и прекратили подвоз не только товаров, но и насущного хлеба. Тяжелое наследие, принятое на свои плечи советской властью, не могло быть урегулировано в ближайшем времени ее деятельности, т.к. туркестанский авангард ее был занят исключительно политической и военной борьбой на фронтах и внутри республики. Слабая организация Центрального совета народного хозяйства и Продовольственной директории не могли подойти к разрешению экономического вопроса в масштабе, подобающем республике, и общие вопросы оставались не только неразрешенными, но даже не ставились. Продовольственная директория, благодаря ее удивительной конструкции, занялась одной лишь заготовкой продуктов в местах ее достижения и под видом организации общего котла попросту делала склады тех или иных продуктов. Заручившись диктаторским полномочием, Продовольственная директория снабдила такими же полномочиями своих эмиссаров. Результатом этой диктатуры явилось неравномерное распределение даже того количества продуктов, которое Продовольственная директория смогла собрать, главным образом невдалеке от магистрали железных дорог. Более отдаленные места республики оставались вне достижения Продовольственной директории даже в отношении закупок. Отсутствие правильно поставленного распределенного аппарата неравномерно питало не только города и уезды, но даже старый Ташкент, находящейся под боком Продовольственной директории, был обездолен против нового Ташкента. В то время, когда русский Ташкент кое-что получал, старый Ташкент был предоставлен самому себе. Если неравномерность распределения продуктов в городах и уездах зависела от слабой организации продовольственного аппарата, то неравное отношение к новому и старому Ташкентам самой Продовольственной директории, быть может, зависело от лиц, стоявших во главе дела. Совдепы на местах ничего не могли сделать при наличии эмиссаров-диктаторов Продовольственной директории. Наиболее пострадавшим от такой политики Продовольственной директории был мусульманский пролетариат. Он ничего не получал от своих продовольственных отделов, куда проникали все старые живодеры, и был он предоставлен эксплуатации все тех же кулаков, цепко державших в своих руках частную торговлю при неумении Продовольственной директории бороться с ней вне городов. Впервые внимание советской власти на голодающих было обращено после 5-го съезда Советов. При комиссаре здравоохранения был образован отдел для борьбы с голодом, но сделать он мог очень мало, на отпущенные 5 миллионов невозможно было накормить даже части голодающих. Мера эта была лишь паллиатив. 1917 г. унес много жертв из стана голодающих. 6-й съезд Советов уделил больше внимание на все более разрастающийся голод в республике, и избранному [председателю] из ТурЦИКа пришлось принять особые меры. Вследствие слабости отдела здравоохранения и более широких задач, преднамеченных по борьбе с голодом, была образована Центральная комиссия во главе с самостоятельным председателем из членов ТурЦИКа. Центральная комиссия срочно приступила к организации в центре и отделов на местах. Усиленные меры были приняты к знакомству с деятельностью местных совдепов и координации ее с обязанностями отделов Центральной комиссии. Планомерно задуманная организация борьбы с голодом и устроения народной жизни мусульманского пролетариата еще далеко не окончена. Ставя себе основной задачей и целью своей деятельности не простое кормление голодающих, а выработку тех хозяйственных и общеэкономических условий, при которых голодающий пролетариат должен быть организован в могучую трудовую семью свободных граждан республики, и захватывая поэтому в сферу своей деятельности все стороны общехозяйственной жизни Центральная комиссия стремилась создать необходимый контакт с другими комиссариатами. Подняв путем кормления работоспособность голодающего пролетариата, Центральная комиссия ставила себе заботой организацию для них труда. За отсутствием в республике крупных предприятий, как фабрик и заводов разных промыслов, Центральная комиссия должна была обратить внимание на кустарные производства. Объединение сапожного, войлочного, портняжного и других обиходных в туземной жизни производств в руках организованного пролетариата являлось ближайшей задачей Центральной комиссии. Организуя таким образом пролетариат городов, населенных мест, Центральная комиссия не упускала вопроса о создании земледельческих коммун, добиваясь отвода для этих коммун и комитетов бедноты, составляемые из голодающего пролетариата, необходимых участков для посевов.
Центральная комиссия надеется вручить при этих условиях организацию голодающего и некультурного мусульманского пролетариата в руки истинных представителей советской власти из самих туземцев, болеющих за участь населения. Детские приюты и колонии для подготовки подрастающего поколения в принципах свободного гражданина должны служить последним этажом строительства, намеченного Центральной комиссией. Нельзя не отметить тяжелых условий как из-за отсутствия пока организованности самого мусульманского пролетариата, немногочисленности подготовленных работников из среды его, а также инертное отношение других комиссариатов и организаций, проявляющих [к] намеченному делу мало сочувствия и поддержки. Неимоверными усилиями Центральной комиссии предстоит работа за все лето и осень, чтобы более стойкими голодающие могли встретить следующую зиму, одновременно подготовив и нужные для них помещения. Переходя к общей экономической стороне, докладчик останавливается на крайней трудности организации мусульманского пролетариата, еще страшно косного в своих бытовых привычках и мировоззрениях. Армия голодающих все более растет, достигая в последнее время почти половины всего населения. Далее докладчик говорит, что спасением голодающих республика будет обладать авангардом надежных защитников советской власти к подготовке мировой социальной революции. Лишь только быстрая ликвидация голода и оборудование общеэкономической жизни республики и достигнутое этим путем благосостояние населения могут внушить соседним государством, как Бухара, Афганистан, Индия, благоприятный взгляд на советскую власть, как устроительницу благоденствия мусульманского пролетариата. Исчерпывая доклад изложением своей деятельности, [докладчик] обращается к секции с просьбой, если она признает правильным намеченный им путь, или указать, если он ошибается, иной путь. Во всяком случае, докладчик просит секцию поднять свой мощный голос по борьбе с голодом и потребовать от VII съезда продолжения работ Центральной комиссии и принудить все органы власти к дружной работе для спасения голодающего пролетариата и организации из него свободных граждан республики. По открытии прений по докладу слово представляется тов. Алиеву.
Горячо поддерживая докладчика и называя его доклад криком наболевшего сердца мусульманского пролетариата и радуясь возможности довести его через отзывчивость представителя центральной власти до слуха тех, кто был глух, тов. Алиев подчеркивает, что в первый приезд тов. Кобозева такого голода, как теперь, не было. Отвечая далее на то, что говорят о мусульманском пролетариате, будто бы он слабо участвует в революции и его жертвы ей малочисленны, тов. Алиев говорит: «Нет, неправда. Мы потеряли 75% из себя. Это ли не жертвы революции? Мы гибнем. Мы, представители этого несчастного мусульманского пролетариата, выбиваемся изсил, но не можем помочь ему. Наши товарищи-русские не только не помогают, но даже не выслушивают нас, принимая каждую нашу попытку высказаться за проявление национализма. Для кого же свобода, для кого автономия, для кого республика и для кого революция? Избранники погибающего мусульманского пролетариата — опоры нашей советской власти — обязаны и должны постоянно и неустанно работать беспрепятственно. Иначе возможно, что через год нас не будет совершенно. Кто ответственен? Несомненно, наши избранники. Мы до сего времени не информировали тов. Кобозева о нашей гибели, тогда как русские все время говорят о своих нуждах. Кто имеет право на помощь? Мы. Мы не только работники, не только рабочие и не только пролетариат, но главным образом, и страдальцы».
Ввиду чрезвычайной важности и общего характера для всей Российской Советской Республики вопроса о голоде тов. Кобозев берет слово. В первую очередь тов. Кобозев вносит поправку в слова тов. Алиева. Голодающих теперь меньше, говорит тов. Кобозев, судя по своим встречам при проезде в край. «Тогда, в первый мой приезд, гибло больше». Повсюду по дороге встречались тогда голодающие. Положение их было безотрадное. Совершенно обессиленные и распухшие от голода люди даже не могли есть предлагаемого им хлеба. Но это не преимущество, говорит тов. Кобозев, советской власти, это последствие обильного урожая нынешнего года. В прошлом году урожая было меньше. Но факт голода, несомненен и теперь. Причины его — борьба с буржуазией. Революция не акт злой воли отдельных людей, а логическое последствие четырехлетней мировой борьбы. От жестокого столкновения двух величайших империалистических коалиций пострадали все народы разных стран и наиболее пострадала наименее организованная из капиталистических государств — Россия. Она была наиболее обременена тяготами капитализма. Переходя к оценке деятельности советской власти в Туркестане, тов. Кобозев признает, что Продовольственная директория по своей идее работала продуктивно. Работа ее была ведь не купеческая. Главнейшим злом для Туркестана был полный развал транспорта. Кто виноват, пришлось бы разбираться долго, но во всяком случае не советская власть. Ни железные дороги и ни ее подвижной состав не могли подчиниться за 5лет войны, а чрезмерные требования провозоспособности за время военных и революционных событий вконец расстроили транспорт. Туркестанская власть, выбиваясь из сил, потеряла лучших вождей. Они горели желанием помочь мусульманам, но должны были удержать позицию советской власти. Слабость местных представителей привела к крушению советской власти на западных и восточных окраинах России. Там было в 1000 раз хуже. Они ели хуже. В Минске, например, 30 тыс. рабочих умерло от голода. Здесь все же старались. Почему здесь получали ½ или ⅛фунта хлеба и даже ничего — непонятно? Объяснение, нужно полагать, в отсутствии организации. Хлеб добровольно нигде не свозился. При столкновениях и борьбе побеждал сильный. Поэтому более организованные города победили неорганизованные деревни. Не удивительно, что последние погибли. Неорганизованный совершенно кочевой пролетариат-скотовод более пострадал, превратившись почти поголовно в армию голодающих. Из сказанного тов. Кобозев делает вывод, правильно ли организована комиссия по борьбе с голодом? Некоторые пункты организации можно обратить во вред делу. При широкой постановке с многочисленным составом служащих не слишком ли много тратится на их собственное содержание и не мало ли на голодающих? Не повторяет ли комиссия ошибок буржуазных благотворительных организаций? Вспоминает деятельность их в отношении беженцев и военнопленных, когда лишь благодушествовали благотворители и голодали благотворимые. Не смею обижать, говорит тов. Кобозев, но из Ферганы есть заявление о необходимости разгона организации комиссии. В корне постановка дела не правильная. В центре организованы коммуны, устроены свои теплые здания и они принимают участие в общей работе.
То же должно быть здесь. Коренной вопрос Туркестана — 90% посевной земли под хлопок. Туркестан, как Египет, капиталистическая хлопко-земельная фабрика. Лопнул мировой обмен. Пострадали фабрики. Перестроить эти 90% земли под хлебом невозможно теперь же, и что даст это Туркестану, который все равно не будет жив одним своим хлебом. А между тем центральной властью намечены для Туркестана громадные работы. Ассигновано полмиллиарда на хлебное производство. Доставляются для Семиреченской дороги рельсы при том безумном на них голоде, когда для фронтовых дорог снимаются рельсы внутренних, для доставления Туркестану хлеба. Свою речь тов. Кобозев резюмирует:
1) Причины голода в мировой катастрофе.
2) Меры борьбы с голодом принимаются советской властью добросовестно.
3) Неорганизованность — несчастье. Нужно было организовать комитеты бедноты.
4) Комиссия по борьбе с голодом должна представлять отдел Продовольственной директории с ее мельчайшими ячейками на местах, но не являться тем самодовлеющим органом, чем она есть теперь.
Тов. Низам Ходжаев, ярко освещая тезисы докладчика, подчеркивает, что в кишлаках положение было хуже. Если здесь и в городах гибли, то там сравнительно еще больше. Неравномерное распределение — преступление. Зная это, мусульманский пролетариат все же молчал. Не только молчал, но и молча умирал. В этом кроется та красивая гордость истинно-революционного мусульманского пролетариата, которая была ему внушена заботой о революции, не щадя своего живота. Нигде и ни разу мусульманский пролетариат не выставлял своих требований, сознавая ценой самых тяжких испытаний, что спасает революцию в запертом пробками Туркестане, и не брал за глотку советскую власть, что с оружием в руках делали в отношении к ней близко стоявшие товарищи-европейцы.
Тов. Мусаханов обрисовывает тяжелую картину кокандских событий. Голодал мусульманский пролетариат. Валялись голодные и трупы. Смрад. Голые лежали на улицах. На его неоднократные крики о помощи не обращали внимание. Едва ли отпустили всего 5000 руб. на голодающих. Кое-как удалось реквизировать дом для них, но неудовлетворительный. Всего содержали 100 человек. Настоящая помощь голодающим началась со дня организации комиссии, от которой работают всего трое. Ныне голодных нет. Спешно организуют комитеты бедноты и кустарное производство. Мусульманский пролетариат не имеет даже в городе карточек, а потому граждане-европейцы, накапливая излишек, например, хлопкового масла, обменивают у мусульман на хлеб по 24 фунта масла на 1 пуд пшеницы. Заканчивает слово горячим приветом от Коканда тов. Рыскулову.
Тов. Кобозев говорит: «Сааков выступил против комиссии, но выходит, что этот доклад не отвечает действительности».
Тов. Рыскулов берет слово для ответа и разъяснения. Это слово было не последним защитительным словом обвиняемого, а суровой обличительной речью против органов советской власти и наиболее против той самой Продовольственной директории, отделом которой, по мнению тов. Кобозева, должна была стать Центральная комиссия по борьбе с голодом.
Не с трепетом перед ответственностью, но с полным достоинством исполнявшего свой долг работника говорил тов. Рыскулов. Отвечая на вопрос тов. Кобозева, почему он получил средствадля помощи голодающим деньгами, а не продуктами, тов. Рыскулов говорит: «Да,я получил деньгами, и на эти никому не нужные бумажки туркестанского изготовления должен был не только питать, но и организовать голодающий мусульманский пролетариат. Неимоверными усилиями раздобывал необходимые продукты на эти бумажки, преступно участвуя в подрыве этого единственного государственного кредита. Но иногда выхода не было, так как Продовольственная директория ничего не отпускала натурой. Когда же двое членов коллегии ее, представители мусульманского пролетариата, приходили на помощь по моим настоятельным требованиям отпуском незначительного количества продуктов и товаров натурой, директория постаралась отделаться от этих своих коллег, очевидно по настоянию своего руководителя. Я не буду говорить о неправильностях распределения, освещенных ораторами, но считаю своим долгом искреннего товарища и ответственного работника советской власти указать, что прошедшая на моих глазах деятельность Продовольственной директории, так бесцеремонно игнорировавшей молча умиравший мусульманский пролетариат и лишь только удовлетворявшей другую часть трудящихся под лозунгом “Все для рабочего” или тех, кто с оружием в руках подступал к ее горлу, можно почесть за деяние, наталкивающее на возможную мысль о натравливании одной части пролетариата на другую». Продолжая, тов. Рыскулов говорит о волоките по вопросу о коммунистическом посеве 100 тыс. десятин голодающими, о непроведении ТурЦИКом проекта хлебного обложения кулаков в пользу голодающих. Останавливая внимание на этом вопросе, тов. Рыскулов подчеркивает, что голодающий мусульманский пролетариат, убежденный в том, что ничего не попадало в его рот из отобранного Продовольственной директорией у буржуев добра, не станет указывать на своих кулаков-баев. Но совершенно иное было бы, если бы ТурЦИК принятием проекта дал уверенность мусульманскому пролетариату, что отнятое у баев станет достоянием голодающих. В заключение тов. Рыскулов говорит о полной несостоятельности Продовольственной директории, которая, расписавшись в ней, уже заговорила о создании государственного кооператива, отказываясь от своих диктаторских полномочий, но считает своим долгом, если это необходимо для дела и в интересах голодающего пролетариата, работать в качествеотдела даже этой директории, но боится, что, примкнув к гибнущей организации, погубит и свое дело, в жизненность которого он, безусловно, верит. Деятельность совдепов уже обрисована в частях в отношении голодающих и будет предметом докладов с мест депутатов, а потому тов. Рыскулов на ней не останавливается, а лишь только характеризует отношением тов. Саакова к Центральной комиссии, а между тем положение голодающих в Коканде уже обрисовано тов. Мусахановым.
Тов. Кобозев, принимая во внимание исчерпывающие объяснения докладчика, сделал предложение: секция должна принять запрос Центральному Исполнительному Комитету:
1) На каком основании помощь Комиссии по борьбе с голодом оказывалась не натурою, а деньгами, что способствовало развитию спекуляции и нарушало декрет центральной власти?
2) На каком основании ТурЦИК провалил проект хлебного натурального обложения кулаков и какие он принял меры для очищения себя от элементов, потворствующих кулачеству и спекуляции?
3)Почему в поселках почти нигде нет комитетов бедноты, предусмотренных декретом центральной власти в качестве органов борьбы с голодом туземного населения?
4) Почему затягивается вопрос о коммунистическом засеве 100 тыс. десятин хлебом и почему этот вопрос вчера провалили на заседании Революционного совета по чисто формальным основаниям, что повлечет за собою новую голодовку и гибель пролетариата?
5) На каком основании Комиссия по борьбе с голодом не является органом Продовольственной директории, а сама Продовольственная директория не потрудилась связаться с туземным населением включением в свой состав широкой массы работников местного мусульманского пролетариата?
6) Известно ли было ТурЦИКу и Революционному совету, что вся предыдущая тактика Продовольственной директории является лучшим средством натравливания двух частей пролетариата — мусульманского и русского друг на друга вместо борьбы с буржуазией, т.е., что этот запрос является основанием для предания суду революционного трибунала всей Продовольственной директорией в ее целом?
Настоящие предложения запроса Центральному Исполнительному Комитету были приняты секцией единогласно.
В заключение тов. Кобозев предложил приобщить вследствие важности заявления делегатов Самаркандской области VII Чрезвычайного съезда к протоколу настоящего заседания. Вслед за сим заседание закрылось.
Председатель П. Кобозев
Тов. председателя Т. Рыскулов, Н.И. Ходжаев
Секретарь Х. Ибрагимов
˂˂РГАСПИ. Ф. 122. Оп. 1. Д. 311. Л. 67–71 об. Подлинник.˃˃
Приложение
Письмо делегатов Самаркандской области президиуму 7-го Чрезвычайного
съезда Советов Туркестанской Советской Республики
и чрезвычайному комиссару правительства РСФСР П.А. Кобозеву
Не позднее 14 марта 1919 г.
Ташкент
Заявление
Благодаря некоторым насущным и техническим недостаткам, как мусульманский пролетариат, так и его представители в ЦИКе, первые [испытывают] нужду, а вторые почти совершенно лишены [возможности] работать на благо избравшего их мусульманского пролетариата. Вследствие чего мы, представители мусульманского пролетариата Самаркандской области, решили обратиться к Вашей помощи, рассчитывая на полную с Вашей стороны поддержку и, осветив Вам положение дел, высказываем свои предположения, как можно улучшить положение их, а именно:
1) мусульманский пролетариат Самаркандской области находится в весьма тяжелом продовольственном положении благодаря неправильному распределению областным продовольственным комитетом продуктов и предметов первой необходимости. Для наглядности примера приводим нижеследующее: жители уезда и туземного города получают в сутки ¼ фунта муки с отрубями и по 4 аршина ситца на душу на полгода, жители же русского города одновременно получают по ½ фунта хлеба и 9 аршин ситца.
Благодаря такому неправильному распределению, около 15 тыс. мусульманского населения совершенно раздето и от недоедания и отсутствия одежды сильно увеличилась смертность.
2) Областной совдеп и продовольственный комитет, состоя почти исключительно из жителей города, притесняют уездные и мешают им в продуктивной и самостоятельной работе.
3) Жители волостей находятся почти совершенно без охраны, имея при волостных совдепах лишь по нескольку человек милиционеров, которые, находясь постоянно на одном месте, занимаются лишь взяточничеством и не служат защитой от разбойничьих шаек, могущих по примеру Ферганы образоваться и в Самаркандской области.
4) Областной совдеп часто задерживает жалование членам уездных совдепов на полмесяца и более, и членам совета нередко приходится голодать.
5) Из числа членов ЦИКа есть много мусульман, не знающих русский язык, а повестка дня пишется и речи произносятся на русском языке без перевода, благодаря чему не знающие русский язык и не подготовленные, благодаря незнанию повестки дня, мусульмане не только не в состоянии высказывать свои мнения, но и даже подавать свой голос за то или другое предложение.
Чтобы улучшить положение, мы по пунктам выскажем свои следующие пожелания:
1) Чтобы в члены областного продовольственного комитета входили бы не только городские обыватели, но и в процентном отношении и жители уездов, которые могли бы защищать интересы избравшего их уездного пролетариата.
2) Чтобы в члены областного совдепа также избирались пропорционально, и дать уездным совдепам больше самостоятельности и независимости при совместной, конечно, работе с областным.
3) Для охраны населения и советской власти при каждом уезде совдепов организовать из местного населения и людей исключительно партийных Красную армию в 300–400 человек и, распустив при волостных исполкомах постоянную милицию, командировать красноармейцев по очереди для исполнения обязанностей милиционеров, оставляя при уездных совдепах небольшой резерв.
4) Чтобы областной совдеп отпускал бы уездным годовую смету авансом.
5) Чтобы за два часа до заседания ЦИКа членам-мусульманам вручалась бы повестка дня с переводом на сартский язык, дабы они могли подготовиться к заседанию, и затем во время заседания все речи обязательно переводились. << Далее следуют 16 подписей на русском и тюркском языках.>>
˂˂РГАСПИ. Ф. 122. Оп. 1. Д. 311. Л. 110–111. Подлинник.˃˃
Translation
Minutes of session of nationality affairs section of the Seventh Extraordinary Congress of Soviets of the Turkestan Soviet Republic<<l.67-71ob>>
14 March 1919
Cde. Kobozev, chairman; Ryskulov and Nizam Khodzhaev, vice-chairmen; Ibragimov, secretary.
Members; (attendance sheet separate)
Agenda:
1) The struggle against famine and the food question
Report by Cde. Ryskulov, attached hereto in a separately printed brochure.
Cde. Ryskulov, supplementing the printed report with an extensive personal report, described the famine that has befallen the population of the republic. According to Cde. Ryskulov, there have been many primary and contributing factors. The multinational composition of the uncultured population of the Turkestan Republic, which breaks down into settled and nomadic populations, has been going through a crisis in its economic life for a long time now. Russia’s former government did not take any broad measures to regulate the general economy of Turkestan. The cotton industry, widely developed thanks to soil and climatic conditions, nearly turned Turkestan into one big cotton mill of Russia, taking up in some oblasts as much as 90% of the total cultivated land for cotton-growing. This applied to Fergana Oblast, which instead of grain, which the working population needed, created big capitalists represented by various foreign and domestic trading houses. The war that broke out around the world overturned the republic’s economic well-being once and for all, and the war’s consequences, like epidemic diseases, along with the subsequent revolutionary struggle, completely ruined the territory. In addition, there were adverse atmospheric phenomena, a prolonged drought set in, grass was burned, and there was a bad crop not only of cereals but also of cotton. The general crisis has had an especially painful impact on the situation of the livestock-breeding population. Livestock died of starvation, and livestock breeders, for their own food, began to sell their domestic possessions, almost down to the last housecoat. When everything obtained from the livestock breeder’s paltry belongings had been eaten up, the livestock breeders were cast into the arena of death. They ate carrion, dogs and themselves.
The settled population, although it was in better condition, thanks to real estate and some reserve of grain products, with similar consumption of fruits and vegetables, still became caught up in an incredibly difficult struggle against the overall collapse of the economy.
The deterioration of transport that began both during the war and after the revolution and the prisoners-of-war who were sent to Turkestan as extra mouths to feed along with the starving livestock breeders were the reason for the deterioration of economic life and the settled population, and the fronts that formed on both sides of the republic cut off communication with Central Russia and the Caucasus and terminated the carting not only of goods but also of daily bread. The grim legacy that the Soviet government took over could not have been resolved by it in the short term since its Turkestan vanguard was occupied exclusively with the political and military struggle in the fronts and within the republic. The poor organization of the Central Council of the National Economy and the Food Directorate could not address the economic question on a scale appropriate to the republic, and the general issues remained not only unresolved but were not even raised. The Food Directorate, due to its astonishing structure, focused only on the procurement of foodstuffs in the places where it was accomplished and under the guise of organizing a common pool simply made depots for certain foodstuffs. Having secured dictatorial powers, the Food Directorate provided its emissaries with the same powers. This dictatorship resulted in an unequal distribution even of the quantity of foodstuffs that the Food Directorate was able to gather, mostly far from the main railroad line. The republic’s more remote locations remained beyond the reach of the Food Directorate even in regard to procurements. The lack of a properly organized, distributed apparatus unevenly supplied not only towns and uezds; even old Tashkent, which is right next to the Food Directorate, was deprived of its proper share compared with new Tashkent. While Russian Tashkent received something, old Tashkent was left to its own devices. The unevenness of the distribution of foodstuffs in the towns ad uezds depended on the poor organization of the food apparatus, the unequal treatment of new and old Tashkent by the Food Directorate itself may have depended on the people who were in charge of the activities. The local soviets could not do anything given the presence of the dictatorial emissaries of the Food Directorate. The Muslim proletariat suffered the most from this policy of the Food Directorate. It received nothing from its food departments, which were penetrated by all the old crooks, and it was subjected to exploitation by the same old kulaks, who clung tenaciously to private trade since the Food Directorate did not know how to combat it outside the towns. The Soviet government’s attention was first focused on the starving after the Fifth Congress of Soviets. The commissar of public health formed a department to combat famine, but there was very little he was able to do; it was impossible to feed even a portion of the starving with the 5 million that was allocated. This measure was merely a palliative. The year 1917 took many victims from the camp of the starving. The Sixth Congress of Soviets gave more attention to the growing famine in the republic, and the elected [chairman] from the Turkestan CEC had to take special measures. Due to the weakness of the public health department and the broader tasks outlined for combating the famine, a Central Commission was formed and headed by an independent chairman from among the members of the Turkestan CEC. The Central Commission urgently set about organizing in the center and departments at the local level. Stronger measures were taken to review the activities of local soviets and coordinate them with the duties of the Central Commission’s departments. The carefully conceived organization of the struggle against famine and structuring of the Muslim proletariat’s life is far from over. In defining the primary task and objective of its activities as not merely feeding the starving but devising commercial and general economic conditions under which the starving proletariat should be organized into a mighty toiling family of free citizens of the republic, and therefore encompassing all aspects of general economic life within the scope of its activities, the Central Commission sought to create the necessary contact with other commissariats. Having improved the starving proletariat’s ability to work by feeding it, the Central Commission defined a key concern as arranging work for them. Due to the lack of large enterprises in the republic, like factories and plants in various industries, the Central Commission had to pay attention to artisan production lines. The consolidation of the shoemaking, felt, tailoring and other production lines common in local life in the hands of an organized proletariat is the immediate task of the Central Commission. In organizing the proletariat of towns and communities in this way, the Central Commission did not neglect the question of creating crop-farming communes, as it sought the allotment of the necessary areas for crops for these communes and poverty committees, which are comprised of the starving proletariat.
The Central Commission hopes, under these conditions, to turn over the organization of the starving and uncultured Muslim proletariat to true representatives of Soviet rule from among the local residents themselves, who feel for what has happened to the population. Children’s shelters and colonies for the training of the young generation in the principles of a free citizen should serve as the last level of construction outlined by the Central Commission. We cannot overlook the grim conditions due to the absence, for now, of organization in the Muslim proletariat, the small numbers of trained functionaries from it and the lax attitude of other commissariats and organizations, which show little compassion and support for the task that has been laid out. There is an incredible amount of work to be done by the Central Commission throughout the summer and fall so that the starving people with the most fortitude can make it to next winter, while simultaneously preparing the facilities needed for them. Moving on to the general economic situation, the speaker focused on the extreme difficulty of organizing the Muslim proletariat, which is still terribly sluggish in its everyday habits and world views. The army of the starving is growing larger and larger, reaching almost half the population lately. The speaker goes on to say that by saving the starving the republic will possess the vanguard of reliable defenders of Soviet rule for preparation of the world social revolution. Only the swift elimination of the famine and the equipping of the republic’s economy and the well-being of the population achieved by this means can instill in neighboring countries, such as Bukhara, Afghanistan and India, a favorable view of Soviet rule as the organizer of prosperity for the Muslim proletariat. Closing his report by recounting his own activities, [the speaker] directed a request at the section that it deem the path outlined by him as the correct one, or if he is wrong, that it point out a different path. At any rate, the speaker requests that the section raise its powerful voice regarding the struggle against famine and demand that the Seventh Congress continue the work of the Central Commission and compel all government authorities to work in concert to save the starving proletariat and organize out of it free citizens of the republic. To open the discussion of the report, the floor is given to Cde. Aliev.
While fervently supporting the rapporteur and calling his report a cry from the aching heart of the Muslim proletariat and elated at the opportunity to convey it through the compassion of the representative of the central government to the ears of those who have been deaf, Cde. Aliev stresses that when Cde. Kobozev visited the first time there was no famine like there is now. Going on to respond to what is being said about the Muslim proletariat, that it is ostensibly not participating very much in the revolution and has made few sacrifices to it, Cde. Aliev says: “No, that is untrue. We have lost 75% of us. Are these not sacrifices for the revolution? We are dying. We representatives of this wretched Muslim proletariat are doing our utmost, but we cannot help it. Our Russian comrades are not only not helping but are not even hearing us out, taking every attempt of ours to speak out as a manifestation of nationalism. Whom is freedom for, whom is autonomy for, whom is a republic for and whom is a revolution for? The elected representatives of the dying Muslim proletariat – the mainstays of our Soviet rule – are obligated and must constantly and tirelessly work without restrictions. Otherwise it is possible that in a year we will all be gone. Who is responsible? Without question, our elected representatives. Until now we did not inform Cde. Kobozev about our demise, whereas the Russians talk all the time about their needs. Who is entitled to assistance? We are. We are not only functionaries, not only workers and not only proletariat, but mostly sufferers as well.”
In view of the extreme importance and common nature for the entire Russian Soviet Republic of the question of famine, Cde. Kobozev takes the floor. First of all, Cde. Kobozev made a correction to Cde. Aliev’s words. There are now fewer starving people, says Cde. Kobozev, judging by his meetings when he traveled to the territory. “That time, on my first visit, more people were dying.” Then, starving people were encountered all along the road. Their situation was dismal. The people who were completely debilitated and bloated from hunger could not even eat the grain offered to them. But that is not a benefit of Soviet rule, says Cde. Kobozev, it is a result of the current year’s abundant harvest. Last year the harvest was smaller. But the fact of the famine is beyond doubt now as well. Its causes are the struggle against the bourgeoisie. The revolution is not an act of malice by certain people but a logical consequence of the four-year worldwide struggle. All the peoples of various countries suffered from the brutal collision of the two greatest imperialist coalitions, and the country that suffered the most was the least organized of the capitalist states – Russia. It was the mist burdened by the hardships of capitalism. Proceeding to an assessment of the activities of Soviet rule in Turkestan, Cde. Kobozev acknowledges that the Food Administration, as it was conceived, worked productively. Its work, after all, was not that of merchants. The greatest evil for Turkestan was the total collapse of transport. Neither the railroads not the rolling stock could be fixed during the five years of war, and the excessive demands for carrying capacity during the period of military and revolutionary events ruined transport once and for all. The Turkestan government, sparing no effort, lost its best leaders. They burned with desire to help the Muslims, but had to hold on to the position of Soviet rule. The weakness of local representatives led to the collapse of Soviet rule in the outlying western and eastern regions of Russia. It was 1,000 times worse there. They were more malnourished. In Minsk, for example, 30,000 workers starved to death. Here, at least, they tried. Why did people here receive half or an eighth of a pound of grain and even nothing – isn’t it clear? The explanation presumably lies in the lack of organization. The grain was not carted anywhere voluntarily. When there were clashes and fighting, the strong emerged triumphant. Therefore, the more organized towns won over the unorganized villages. It is no surprise that the latter perished. The completely unorganized, nomadic livestock-breeding proletariat suffered more, turning almost entirely into an army of the starving. From the foregoing, Cde. Kobozev draws a conclusion as to whether the commission to combat famine has been properly organized. Some aspects of the organization may be turned against the cause. Given the broad scale with a large number of functionaries, isn’t too much being spent on their own upkeep and too little on the starving? Isn’t the commission repeating the mistakes of the bourgeois charities? He recalls their activities with regard to refugees and prisoners-of-war, when the benefactors only enjoyed themselves and the beneficiaries were starving. I don’t want to offend anyone, but there is a request from Fergana to disband the commission. The organization of the effort is fundamentally wrong. In the center, communes have been organized, they have their warm buildings and they take part in common work.
The same thing should be done here. The fundamental issue for Turkestan is that 90% of the arable land is sown to cotton. Turkestan, like Egypt, is a capitalist cotton-growing factory. The worldwide exchange has burst. The factories have suffered. It is impossible right now to reorganize this 90% of land for grain, and what will this give Turkestan, which will not live by its bread alone anyway. Yet the central government has planned an enormous amount of work for Turkestan. Half a billion has been appropriated for grain production.
Track is being delivered for the Semirechie railroad given the terrible famine there, when track is being removed from internal railroads for the railroads at the front, so grain can be delivered for Turkestan. Cde. Kobozev summarizes his speech:
1) The causes of the famine lie in the worldwide catastrophe.
2) Measures to combat the famine are being taken conscientiously by the Soviet government.
3) The lack of organization is a calamity. Poverty committees should have been set up.
4) The commission to combat famine must be a department of the Food Directorate with its tiny cells at the local level, but not be the self-contained body that it is now.
Cde. Nizam Khodzhaev, vividly illuminating the rapporteur’s theses, emphasizes that the situation was worse in the villages. While people were perishing here and in the towns, even more were dying there. The uneven distribution is a crime. Knowing this, the Muslim proletariat kept quiet all the same. It not only kept quiet, it was quietly dying. This stems from the beautiful pride of the truly revolutionary Muslim proletariat, which was instilled in it by concern about the revolution, without sparing its stomachs. Nowhere and not once did the Muslim proletariat put forth its demands, aware that, at the cost of the most difficult tribulations, that it was saving the revolution in locked-up Turkestan, and did not take Soviet rule by the throat, which the nearby European comrades did to them with weapons in hand.
Cde. Musakhanov paints a grim picture of the Kokand events. The Muslim proletariat was starving. Starving people and corpses were lying around. There was a stench. Naked people lay on the streets. Nobody paid attention to their repeated cries for help. They barely allocated a mere 5,000 rubles for the starving. Somehow a house was requisitioned for them, but an unsatisfactory one. Only 100 people were supported there. This assistance for the starving began on the day the commission was established, from which only three people are working. Now there are no hungry people. Poverty committees and artisan production are being hastily established. The Muslim proletariat does not even ration cards even in towns, so European citizens, by amassing the surplus, for example, of cottonseed oil, exchange it for grain with the Muslims at the rate of 24 pounds of oil for 1 pood of wheat. He concludes his statement with heartfelt greetings from Kokand for Cde. Ryskulov.
Cde. Kobozev says: “Saakov came out against the commission, but it turns out that this report does not square with reality.”
Cde. Ryskulov takes the floor for a response and clarification. These remarks were not the final words of defense by an accused, but a harsh, denunciatory speech against the Soviet authorities and most of all against the Food Directorate, of which, in Cde. Kobozev’s opinion, the Central Commission to Combat Famine should have become a department.
Cde. Ryskulov spoke not with awe before his responsibility but with the full dignity of a functionary who had discharged his duty. Responding to a question from Cde. Kobozev as to why he had received means of assistance for the starving in cash rather than food, Cde. Ryskulov says: “Yes, I received it in cash, and with these Turkestan-made pieces of paper that no one needs I was supposed to not only feed but also organize the starving Muslim proletariat. Through incredible effort, I obtained the necessary foodstuffs with these pieces of paper, criminally participating in undermining this singular state credit. But sometimes there was no choice, since the Food Directorate was not releasing anything in kind. When two members of its collegium, representatives of the Muslim proletariat, came to help, based on my persistent demands, with the release of an insignificant quantity of foodstuffs and goods in kind, the directorate tried to distance itself from its colleagues, obviously on the insistence of its chief. I will not speak about the incorrect aspects of the distribution that have been covered by the speakers, but I consider it my duty as a sincere comrade and responsible functionary of Soviet rule to point out that the activities that took place before my eyes by the Food Directorate, which so unceremoniously ignored the silently dying Muslim proletariat and only satisfied the other segment of working people under the slogan “Everything for the Worker” or those who threatened it with weapons, are an offense that suggests setting one part of the proletariat against another.” Continuing, Cde. Ryskulov speaks about the red tape regarding the question of the communist sowing of 100,000 desiatinas by the starving and about the failure of the Turkestan CEC to implement the project of a grain assessment on the kulaks for the benefit of the starving. While focusing on this issue, Cde. Ryskulov stresses that the starving Muslim proletariat, convinced that nothing has gone into its mouth from the goods that the Food Directorate took from the bourgeois, is not going to point out its kulak-bais. But it would be completely different if the Turkestan CEC, in adopting the project, had assured the Muslim proletariat that what had been taken from the bais would become the property of the starving. In closing, Cde. Ryskulov speaks about the complete insolvency of the Food Directorate, which, having acknowledged it, has already started talking about creating a state cooperative, giving up its dictatorial powers, but he considers it his duty, if necessary for the cause and in the interests of the starving proletariat, to work as a department even of that directorate, but he is afraid that by joining a dying organization, he will destroy hi own cause as well, whose vitality he certainly believes in. The activities of the soviets have already been sketched out in parts with regard to the starving and will be the subject of reports from the localities by deputies, so Cde. Ryskulov does not dwell on it, but merely characterizes it with Cde. Saakov’s attitude toward the Central Commission, and in addition the plight of the starving in Kokand has already been described by Cde. Musakhanov.
Cde. Kobozev, taking into account the rapporteur's exhaustive explanations, made a recommendation: the section should adopt an inquiry for the Central Executive Committee:
1) On what basis did the assistance from the Commission to Combat Famine turn out to be not in kind but in cash, which promoted the development of profiteering and violated the central government’s decree?
2) On what basis did the Turkestan CEC reject the project for an in-kind grain assessment on kulaks and what measures did it take to purge itself of elements that indulged the kulaks and profiteering?
3) Why do almost no settlements have poverty committees as provided for by the decree of the central government as agencies to combat the famine of the native population?
4) Why is the issue of communist sowing of 100,000 desiatinas to grain being dragged out and why was this issue rejected yesterday at the meeting of the Revolutionary Council on purely technical grounds, which will entail a new famine and the demise of the proletariat?
5) On what basis is the Commission to Combat Famine not a body of the Food Directorate, while the Food Directorate itself did not bother to tie itself to the native population by incorporating a broad group of functionaries from the local Muslim proletariat?
6) Did the Turkestan CEC and the Revolutionary Council know that all of the Food Directorate’s previous tactics are the best way to set the two parts of the proletariat – the Muslim and Russian parts – against each other instead of fighting the bourgeoisie, i.e. that this inquiry is a basis for putting the entire Food Directorate on trial by a revolutionary tribunal?
These recommendations for an inquiry to the Central Executive Committee were unanimously adopted by the section.
In closing, Cde. Kobozev proposed that, due to their importance, the statement of the delegates from Samarkand Oblast to the Seventh Extraordinary Congress be appended to the minutes of this session. At this point, the session closed.
Chairman P. Kobozev
Vice-Chairmen T. Ryskulov, N. I. Khodzhaev
Secretary Kh. Ibragimov
<<l.110-111>>
____________________________________________________
Appendix
Letter from Delegates of Samarkand Oblast to the Presidium of the Seventh Extraordinary
Congress of Soviets of the Turkestan Soviet Republic
and P. A. Kobozev, Extraordinary Commissar of the Government of the RSFSR
Not later than 14 March 1919
Tashkent
Statement
Due to some fundamental and technical shortcomings, both the Muslim proletariat and its representatives in the CEC, the former [are experiencing] need, while the latter have almost no [opportunity] to work for the benefit of the Muslim proletariat that elected them. As a result, we, representatives of the Muslim proletariat of Samarkand Oblast, have decided to appeal for your assistance, counting on your full support and, in informing you of the situation, we express our proposals for how to improve their situation, namely:
1) The Muslim proletariat of Samarkand Oblast is in a very grave food situation due to the improper distribution by the oblast food committee of foodstuffs and basic necessities. As a graphic example, we present the following: residents of the uezd and the natives’ town receive a quarter-pound a day of flour with bran and 4 arshins of calico per capital for six months, whereas residents of the Russian town simultaneously receive half a pound of grain and 9 arshins of calico.
Due to such improper distribution, about 15,000 Muslims are completely unclothed and mortality from malnutrition and a lack of clothing has increased dramatically.
2) The oblast soviet and the food committee, comprised almost exclusively of residents of the town, harass the uezd counterparts and hamper them in doing productive and autonomous work.
3) The residents of volosts are almost completely without security, since they have under the volost soviets only several militiamen each, who, continually stationed in the same place, engage only in bribe-taking and do not serve as a defense against robber gangs, which on the Fergana model could form in Samarkand Oblast as well.
4) The oblast soviet often holds up the salary of members of the uezd soviets for half a month or more, and members of the soviet often have to go hungry.
5) Among the members of the CEC there are many Muslims who do not know Russian, and the agenda is written and speeches are delivered in Russian without being translated, and therefore the Muslims who do not know Russian and are not prepared, due to not knowing the agenda, are not only unable to express their opinions, but even to cast their vote for or against a certain proposal.
In order to improve the situation, we will present our wishes point by point:
1) That the membership of the oblast food committee include not only townspeople but also, in percentage terms, residents of uezds, who can protect the interests of the uezd proletariat that elected them.
2) That members of the oblast soviet also be elected proportionally, and that uezd soviets be given more autonomous and independence during joint, of course, work with the oblast soviet.
3) In order to protect the population and Soviet rule, establish under each uezd soviet a Red Army of 300-400 men from among the local population and exclusively party members and, after disbanding the standing militia under the volost executive committees, assign Red Army soldiers by turn to perform the duties of militiamen, while leaving a small reserve at uezd soviets.
4) That the oblast soviet release an annual estimate with an advance payment to uezd soviets.
5) That, two hours prior to a session of the CEC, Muslim members be given an agenda with a Sart-language translation, so that they can prepare for the session, and then that all speeches be translated without fail during the session.
<<16 signatures in the Russian and Turkic languages.>>