Очерки А. Цаликова «Гражданская война в Терском крае»

Transcription

Очерки А. Цаликова «Гражданская война в Терском крае» 

25 февраля — 11 апреля 1919 г. 

Ввиду того, что события, разыгрывающиеся на Северном Кавказе, представляют чрезвычайную важность для судеб Закавказья, а сведения о них, имеющиеся в кавказской прессе, крайне скудны, приводим хронику событий в Терском крае сообразно с материалами, имеющимися у нас под руками.

Своевременно нами будет дан ряд статей, освещающих истинное положение вещей на Северном Кавказе, характеризующих борющиеся силы в этом крае и возможные результаты борьбы.

29 января во Владикавказе пришло известие, что в районе осетинского селения Ардон появились какие-то контрреволюционные отряды. Сначала полагали, что это просто осетинские повстанцы из Алагирского ущелья и разоренных до этого красноармейскими частями осетинских аулов, накопившиеся и приступившие к более решительным активным действиям против советской власти. Но прибывший из Ардона осетин, незаметно ускользнувший из этого селения и пробравшийся в город, принес известие, что сел. Ардон и Кадгорон заняты двумя регулярными казачьими полками. Офицеры и солдаты носят белые погоны. Полки напоминают воинские части николаевского времени. Все великолепно одеты, на откормленных конях. В частях строгая субординация и чинопочитание.

Первым долгом прибывшие в Ардон казаки кубанцы и донцы водрузили на площади виселицу и начали публично сечь казаков станицы Ардонской (осетинское селение Ардон и казачья станица того же названия расположены рядом), которых почему-либо подозревали в склонности к социализму, а наипаче большевизму.

Двинутые к Ардону красноармейские части бежали обратно в город после длительной перестрелки, и по их пятам казачьи отряды заняли станицу Архонскую в 12 верстах от Владикавказа и осетинское селение Гизель в 9 верстах.

Не оставалось сомнения, что на город наступают регулярные воинские части, пробравшиеся через Кабарду и вступившие на территорию Осетии. Тот же осетин передал, что объявлен по осетинским селениям принудительный набор, и что всех, кто будет оказывать этому набору сопротивление, решено расстреливать.

Прибывшие ведут себя с населением крайне высокомерно. Ожидается подход еще 4 полков, таким образом в этом районе скапливается сила до 6 кавалерийских полков.

Осетинские селения сдаются без боя. Только со стороны дигорских селений Ново-Христиановского и Магометанского доносится ружейная, пулеметная и орудийная стрельба.

Близость фронта создала в г. Владикавказе напряженную атмосферу, в особенности после того, как стало известно, что началась втихомолку эвакуация правительственных учреждений, а более осторожные комиссары стали выпроваживать из города свои семьи.

К 1 февралю фронт подошел к самому городу и вся сторона Владикавказа, начиная от Военно-Грузинской дороги на юго-запад и запад вплоть до садов со стороны Колонки, очутилась под обстрелом наступавших развернутым фронтом отрядов.

2 февраля Владикавказ пережил страшную панику. В 2 часа дня стало известно, что город эвакуируется, красноармейские части уходят по направлению к ингушскому сел. Базоркино. Тотчас же стали закрываться магазины, лавки, сотни людей устремились за город за красноармейскими частями.

К пяти часам пополудни Владикавказ вымер совершенно. Редко-редко появлялся одинокий путник и боязливо прокрадывался по тротуару, стараясь бесшумно пробраться к цели своего передвижения.

К вечеру выяснилось, что только ингушская фракция осталась в городе и вместе с фракцией две сотни ингушей. Это подняло настроение. К утру некоторые красноармейские части стали возвращаться в город. Если бы казачьи отряды оказались более осведомленными, то уже в этот день город был бы занят.

Бегство комиссаров и водворившееся в городе безвластие повело к тому, что в ночь на 3 февраля образовался самочинно чрезвычайный исполнительный комитет по борьбе с контрреволюцией.

Утром 3 февраля на улицах города было вывешено следующее объявление:

«Сим доводится до сведения граждан города Владикавказа, что совещанием представителей слободок и военных частей, состоявшимся в ночь с 2-го на 3-е сего февраля, вр[еменно] избран чрезвычайный исполнительный комитет по борьбе с контрреволюцией, в следующем составе: председатель Камараули, секретарь Базурин, командующий войсками Огурцов, начальник штаба Мартынов, [комиссар] вооружения Сорокин, [комиссар] продовольствия Ситник, [комиссар] финансов Агапов, комиссар города Садовников.

Население города призывается к спокойной и плодотворной работе. Комитет заявляет, что всякое выступление контрреволюционных мародеров и нападающих банд встретит самый сильный отпор.

Провокаторы, хулиганы, продавцы и покупатели спиртных напитков будут расстреливаться без суда.

С 12 часов дня 3 февраля гор. Владикавказ объявляется на осадном положении.

Хождение по улицам разрешается с 7 часов утра до 5 часов вечера.

Въезд и выезд из города лицам, не причастным к военным организациям, воспрещается».

В тот же день в ингушскую фракцию явились представители слободок с вопросом, что делать? Они просят назначить совещание, на котором можно было бы обсудить создавшееся положение вещей и судьбу города.

Совещание назначается на следующий день. Приходят представители слободок Молоканской, Курской, Владимирской, Шалдона, деятели бывшего городского самоуправления, представители профессиональных союзов, фракций Народного совета и т.п.

Во время совещания являются представители возвратившегося в город исполкома местного совдепа и заявляют, что отступление красноармейцев и комиссаров из города было произведено по стратегическим соображениям, что законная власть вернулась в город, что всякие сборища и совещания такого характера, как происходящее, незаконны и являются предательством революции и рабоче-крестьянской власти.

Ввиду такого заявления совещание расходится.

Одновременно с этим совещанием группа лиц пыталась устроить такое же в помещении совдепа, в бывшем городском самоуправлении.

По поводу этих совещаний вернувшийся из города исполком совдепа издал нижеследующий приказ:

«1) Всякие попытки безответственных лиц к организации власти в городе, параллельно с существующей властью исполнительного комитета Владикавказского совета р[абочих] и кр[естьянских] депутатов объявляются деянием контрреволюционным и будут пресечены в корне по всей строгости революционного закона, а инициаторы подвергнуты наказанию вплоть до расстрела.

2) Лица, распространяющие слухи о бегстве власти, сеющие провокацию и панику, будут подвергнуты расстрелу, как контрреволюционеры, готовящие почву для торжества “деникинцев”.

3) Граждан В. Стеценко, С. Минцлова, В. Новикова и М. Жирова (большевики и левые с.-р.), подписавших провокационное воззвание об организации власти, немедленно арестовать и предать военно-революционному суду.

4) Все силы городских советских органов направить на усиление фронта, на обслуживание боевых нужд, сократив до минимума производство гражданских операций.

5) Всем служащим советских учреждений немедленно явиться на места своей службы. Неявившиеся будут объявлены саботажниками и контрреволюционерами с применением соответствующих мер.

6) Всем гражданам предлагается поддерживать порядок в городе и оказывать содействие к защите и обороне города от контрреволюционных банд.

Исполнительный комитет Совета раб[очих], кр[естьянских] и красноармейских деп[утатов]»

4 февраля 1919 г.

Вместе с этим приказом был выпущен другой:

«Приказ командующего. По войскам обороны Терской области и гражданам гор. Владикавказа.

Товарищи красноармейцы и граждане!

Как и в августовские дни, снова загрохотали орудия, затрещали пулеметы и — обнаглевшая буржуазия, помещики, их прихвостни — царские офицеры, думают задушить революцию и отомстить борцам революции августовских дней.

В городе распространяется масса провокационных слухов и неправды: советская власть бросила всех на произвол, убежала, рисуются картины о якобы чудовищных силах противника и т.д. Приказываю всех, распространяющих ложные, непроверенные слухи, расстреливать на месте, а для поднятия духа борцов, самоотверженно бьющихся против контрреволюции и для окончательного удара бандам реакции, в город Владикавказ будут введены организованные части Красной армии.

Каждый из нас должен проникнуться сознанием важности момента и всякие провокационные выступления пресекать в корне. Помните лозунг: Один за всех, все за одного!

На всех фронтах противник разбит и парализован (Долаковский, Кескемский и др.).

Приказ прочесть по всем частям и всем гражданам гор. Владикавказа.

Командующий У. Гикало».

Постепенно первая паника у комиссаров прошла, часть из них вернулась во Владикавказ, а в бюллетене официоза «Народная власть» от 5 февраля появляются следующие строки:

«Наступление на революционные народы Терской области деникинских банд, оперирующих у нас, и не в малой доле осетинских грабителей и шаек бывших моздокских правителей, которых пощадила советская власть, поставило перед рабочими, крестьянами, всей городской беднотой и горскими племенами и в особенности ингушскими и кабардинскими народами, вопрос о своем существовании.

Помимо той беспощадности, которую объективно несет на своих мутных гребнях контрреволюция, нынешний напор ее настолько пропитан побуждениями самой махровой реакции, настолько в этом смысле цинично откровенен, что не щадит спокойствия и мирного настроения самых отдаленных аулов, подымает на ноги целые народы, заставляет умирать в окопах со стойкостью невиданной, рабочих, крестьян, бедноту слободок города.

Для всей области нашествие деникинцев ничего иного не представляет, как кабалу и рабство в лучшем случае и сплошное истребление горцев, уничтожение аулов, нищету, голод всего вероятнее.

Революционная борьба и борьба за существование тесно сплелись, дополняя одна другую.

Вот почему мы являемся свидетелями небывалого подъема духа сынов революции, вот почему мы видим восставшие горские народы, посылающие в бой, на борьбу за свою свободу все способное носить оружие население, вот почему враг пятый день стучится у ворот и в течение всех этих дней нещадно пронизывается пулями, рассеивается со всех подступов.

Борьба только теперь становится настоящей борьбой на жизнь и смерть, борьба народов с бандой опричников только теперь для всех нас делается священнейшей задачей.

Победить или умереть! Никогда этот клич не осуществлялся с таким энтузиазмом, с такой блестящей смелостью и мужеством, как в эти дни.

Да здравствует борьба и наша победа»…

Оперативная сводка военных операций на владикавказском и ингушском фронтах рисовалась в следующем виде. (Бюллетень «Народной власти» от 5 февраля.)

«В течение всего дня происходили ожесточенные бои на протяжении всего фронта. Противник силою около 500 человек кавалерии и пехоты, демонстрируя на участке Курской слободки и района железнодорожной станции главными силами, преимущественно из казаков и осетин, повел энергичное наступление на Молоканскую слободку со стороны садов кадетского корпуса.

Первый Владикавказский полк и самооборона Молоканской слободки под умелым руководством тов. Фоменко, сделав удачный маневр, подпустив близко к себе противника, ударили ему во фланг и заставили его в панике бежать, оставив много винтовок и патронов, один пулемет “Кольта” и 16 лент к нему, 9 лошадей, 2 санитарные линейки, много пленных, раненых и убитых, в числе коих были: один генерал, один полковник Кубанского полка и командир 4-й сотни этого полка; все они в погонах.

На участке Молоканской слободки под вечер неприятель остатками разбитых частей снова сделал попытку к наступлению, но яростной атакой наших частей был далеко отброшен и в панике бежал, из них 15 казаков, воткнув свои штыки в землю, перешли на нашу сторону, говоря: “Из-за чего и с кем мы воюем?”

На участке Курской слободки противник также наголову разбит. Остатки его в панике бежали через Терек, оставив на поле сражения массу раненых, убитых и оружия. Нами захвачен пулемет и много лент к нему. Два неприятельских орудия при отступлении брошены им в Терек и приведены в негодность. Особенно отличились граждане слободки, отряд коммунистов под командой тов. Назарова, впоследствии раненого, зашедший в тыл со стороны Владимирской слободки бежавшему через Терек противнику и отдельный ингушский отряд под командой тов. Долтмурзаева, смело атаковавший противника с правого фланга — со стороны Базоркинской дороги.

С нашей стороны около 7 человек убитых и 20 раненых. Ночь прошла спокойно. Положение наше прочное.

Начальник штаба Мартынов.

Адъютант П. Наумов». 

Положение дел на ингушском фронте согласно донесению было таково:

«Перешедшие 4 февраля в наступление ингушские и кабардинские части во фланг атаковавшему город противнику разбили его наголову и отбросили далеко за Терек.

Окружена большая колонна казаков; участь ее неизвестна.

Взят 1 пулемет. Есть пленные.

Осетинское селение Ольгинское в знак нейтральности засыпало и сравняло свои окопы».

Общая картина развития событий в Ингушетии рисовалась в следующем виде.

Ингуши на съезде в Назрани вынесли резолюцию, в которой заявляли, что всеми силами будут препятствовать насильственному занятию кем бы то ни было территории ингушской земли и гор. Владикавказа, как культурного центра Ингушетии.

В то же время Ингушский национальный совет послал делегацию навстречу наступающим войскам с целью узнать, кто и зачем идет.

Результаты поездки этой делегации оказались очень плачевными. Делегация получила следующие ультимативные требования:

1) Пропуск Добровольческой армии через ингушскую территорию; 2) выдача оружия; 3) выдача лиц, служивших в Красной армии; 4) уплата 120 000 000 руб. в возмещение понесенных казачьими станицами убытков; 5) выдача ингушской молодежи для укомплектования полков Добровольческой армии с целью отправления их в Россию для борьбы с большевиками; 6) возврат отобранных станиц Тарской, Тарского хутора, Сунженской и Аки-Юртовской, в каковых уже успели поселиться ингуши.

Все эти требования оказались неприемлемыми, и в результате вот как описывает бюллетень «Народной власти» от 5 февраля настроение Ингушетии:

«Громадный подъем и необычайный энтузиазм, которыми наполнена Ингушетия, выводит ее быстро на правильный путь борьбы с беспощадным врагом наиболее решительными средствами. Настоящие условия повелительно диктовали народу порвать с иллюзиями на мирный исход надвигающейся грозы и твердыми неколеблющимися руками взять оборону в свои и только свои мозолистые руки. Нерешительность, медлительность и неуверенность, проявляемые в этот момент некоторыми руководителями ингушского народа, не отвечавшие настроению самого народа, быстро ликвидированы.

Состоявшийся 4 февраля в Базоркино съезд сменил всю эту недостаточно активную группу и вызвал к боевым постам и политическому руководству людей, решивших умереть, но не покладать оружия.

Съезд прошел бурно, повышенно, раздавались негодующие крики по поводу медлительности верхов, грозили даже самосудом.

Ингушский народ как и всегда — на боевом посту.

Борьба шла напряженная на всех фронтах, а в тылу граждане города стонали под гнетом прелестей осадного режима, военной диктатуры и разбушевавшихся темных страстей. Хроника городской жизни пестрела такими случаями (Бюллетень «Народной власти» от 5 февраля):

Расстрел грабителей

В ночь на 5 февраля расстреляно патрулями 7 человек грабителей. Предупреждаю всех любителей легкой наживы, что их участь будет такова же.

Начальник штаба Мартынов
Адъютант Наумов

Расстрел мародеров

Объявляю, что 4 февраля расстреляно три мародера, которые хлеб продавали по 12 руб. за фунт, а колбасу — по 25 руб.

Всем спекулянтам принять настоящее во внимание и предупреждаю, что всех, у кого хороши аппетиты на спекулятивные наживы, постигнет такая же участь.

Начальник штаба Мартынов 

Смерть провокаторам

Ночью на Курской слободке за провокацию расстрелян бывший адъютант военной коллегии Шестаков.

На Молоканской слободке расстреляны два красноармейца за грабеж.

Особенно тяжелая атмосфера создалась в городе для осетинского населения. Участие осетин в движении на город ставило под подозрение всякого осетина, проживавшего в городе.

Это побудило осетинскую фракцию Терского областного народного совета выпустить нижеследующее воззвание (см. «Народная власть» № 28 от 7 февраля): 

«Товарищи и граждане!

В последние дни враги народа и рабочих, желающие потопить в кровавом чаду национальной войны все завоевания революции, распускают нелепые слухи об участии осетинской трудовой массы в контрреволюционном движении. Бессознательные и контрреволюционные элементы уже использовали эти слухи, и их провокация уже, к прискорбию, приносит свои ядовитые плоды. Над мирными трудовыми горожанами осетинами производятся насилия безответственными лицами и группами.

Осетинская трудовая масса идет вместе с рабочими и трудящимися других национальностей и ее революционные отряды героически бьются там, внутри Осетии и на границах Кабарды, и тот, кто, зная это, натравливает против трудовых осетин, кто провоцирует насилие над мирным осетинским населением города сознательно или бессознательно, тот является самым подлым провокатором и контрреволюционером и самым гнусным врагом трудовых народов. Осетинская фракция Терского областного народного совета обращается ко всем революционным организациям города, ко всем красноармейцам, ко всем рабочим, ко всем общественным и революционным деятелям, ко всем гражданам, во имя революции, во имя любви к человеку принять все возможные меры, вплоть до личного воздействия, к охране личной и имущественной безопасности осетинского мирного трудового населения.

Владикавказ 5 февраля 1919 г.

Осетинская фракция Терского областного народного совета».

В самой Осетии по информации «Народной власти» от 8 февраля дело обстояло в следующем виде:

«Осетинские селения, несмотря на репрессии казачьих деникинских отрядов, упорно отказываются принимать участие в контрреволюционном движении. Селения Гизель, Ольгинское и прочие заявили казакам о своем “нейтралитете”. Селения Христианское и Магометанское продолжают обороняться от казачьих банд. У Владикавказа и в других местах, в боях совместно с казаками принимают участие только разбойные элементы или обиженные во время разгрома Батако-Юрта и города Владикавказа».

По всей вероятности, отсутствие массового участия осетин в наступлении на Владикавказ делало атаки деникинских отрядов довольно слабыми и легко отражаемыми.

Оперативная сводка за 5 февраля (см. «Народная власть» № 28) гласила:

«С утра на некоторых участках происходили частичные бои. К вечеру того же дня противник в виде демонстрации стал сосредоточивать свои силы вблизи города, но спустя некоторое время была послана разведка, противника обнаружить не пришлось на протяжении двух верст.

На участке Курской слободки и линии железной дороги противник вел наступление с целью отрезать путь на Базоркино, но нашей атакой наступление было отражено, противник бежал в панике, оставив на поле убитых и раненых.

На остальных участках было спокойно. Со стороны Ларса была открыта стрельба неизвестными бандитами, прибывшим на место стрельбы бронированным автомобилем удалось разогнать бандитов. Ночь прошла спокойно».

Оперативная сводка от 6 февраля гласила (см. «Народная власть» № 29):

«С раннего утра завязалась ружейная перестрелка; к 8 часам изредка были слышны орудийные выстрелы.

К трем часам дня противник, сосредоточив все свои силы на правом фланге, со стороны Курской слободки повел усиленное наступление, но нашими частями был отброшен за Терек. Наши потери: трое ранены.

В районе Молоканской слободки часов к пяти вечера появился конный отряд неприятеля, который спешился и повел наступление на Молоканскую слободку, но нашими частями был отбит и бежал в панике по направлению [к] Гизель.

К вечеру в районе Курской слободки противник вновь повел усиленное наступление; наши части отошли в старые окопы, где и укрепились. Ночью противник приблизился к нашим окопам и пытался было прорвать нашу цепь, но, встретив сильное сопротивление, с потерями отхлынул назад. Ночь прошла спокойно».

«На ингушском фронте все попытки противника атаковать ингушские и кабардинские части подавлялись в самом зародыше. Перешедшие в наступление наши части рассеивают банды, продвигаясь вперед».

В то же время о Чечне «Народная власть» от 7 февраля информировала читателей в следующем виде:

«Чечня только недавно узнала о том крутом повороте, который приняли события в Терской области.

Нашествие деникинцев и зашевелившаяся вновь контрреволюция, одинаково, как и другим горцам, грозит и Чечне.

Весть о героической борьбе, которую повела Ингушетия с казачьими бандами и в которую она бросилась вся, как один человек, всполошила Чечню. Прибыли туда гонцы из Ингушетии и изложили подробности последних дней.

Революционная Чечня закипела, забурлила, вспыхнула энтузиазмом.

Народное движение с каждым днем захватывает всю трудовую массу. Чечня теперь являет собой тот же вооруженный, решивший биться до конца лагерь, каким является Ингушетия.

Полная боевой энергии и решимости защищать революцию и свою свободу, Чечня движется на помощь Красной армии, отстаивающей Владикавказ и подступы, к сердцу горских народов».

Вся эта информация, как и нижеследующее сообщение о Чечне и Дагестане, лежит всецело на ответственности тех лиц, кто, видимо, считал возможным свое собственное «желание» выдавать за действительное положение вещей в крае.

«Сообщаю: Чечня поднялась. Представитель ее Сугаиб-мулла заявил казачьим генералам, что Чечня не допустит взять Грозный, что она связана с судьбой Советской России и будет вести борьбу с врагами Советской России.

Грозный держится великолепно.

Слепцовская станица, где было восстание, обезоружена красными казаками Дьякова.

Восстание в станице Ермоловской подавлено с помощью пушек и пулеметов.

Революционный Дагестан не признает власти ни горского правительства, ни английских генералов. Единственную власть, которую он может признать, — это Советская власть.

В Чечню и Дагестан разосланы агитаторы».

Нужно полагать, что действительное положение вещей далеко не было таким, как оно рисуется из вышеприведенных документов, так как понадобились сильнодействующие средства в виде провозглашения независимой горской советской республики.

В последнем номере «Народной власти» от 8 февраля читаем радио в Москву: 

«Москва — Ленину, Троцкому. Астрахань — Шляпникову.

Бои вокруг города Владикавказа и [в] Ингушетии продолжаются седьмой день… Красная армия, Курская и Молоканская слободки героически отражают натиск контрреволюционных казачьих банд.

На съезде вооруженного ингушского народа по моему предложению провозглашена независимая Горская Советская Республика.

Чечня поднялась и совместно с нашими красноармейцами в районе Грозного отражают противника. Сунженские казаки под командой тов. Дьякова твердо держатся за Советскую власть, громя артиллерией контрреволюционные станицы.

Ждем Вашей помощи для окончательного сокрушения контрреволюции на Северном Кавказе. Орджоникидзе».

Тут же напечатаны следующие телеграммы, — первая:

«Гойтинскому совету, копии товарищам Эльдарханову, Сугаиб-мулле Гайсумову, Шерипову.

Существованию горских народов грозит смертельная опасность. Банды казачьих контрреволюционеров грозят уничтожением верным революции горцам.

История возлагает на вас в высшей степени ответственную роль — надо поднять весь народ против врагов, предателей революции.

От имени центральной Советской России призываю вас поднять Чечню против казачьих контрреволюционных банд. Поднимите знамя независимой горской советской республики. Вся Ингушетия на ногах. Советские войска громят банды Деникина на Дону. Действуйте. Промедление смерти подобно.

7 февраля

С товарищеским приветом чрезвычайный комиссар Орджоникидзе».

Вторая телеграмма послана 11-й армии:

«Мы решили умереть, но не оставлять свои посты. Если что-нибудь у вас уцелело, идите нам на помощь.

Чечня и Ингушетия вся поднялась на ноги.

Я уверен, что оставшиеся верными рабоче-крестьянской России товарищи предпочтут умереть на славном посту, смерти в астраханских степях.

Чрезвычайный комиссар Орджоникидзе».

Приведенными выше телеграммами и исчерпывается фактический материал о событиях в Терском крае, помещенный в № 29 «Народной власти», а на этом номере дальнейший выход газеты «Народная власть» приостановился.I

Крах советской власти

События колоссальной важности, может быть, еще недостаточно оцениваемые закавказской печатью, разыгрываются на Северном Кавказе. Поистине судьба Закавказья разрешается у предгорий Северного Кавказа. То, что мы сейчас наблюдаем там, только цветики, ягодки же еще впереди. Жестоко ошибся бы тот, кто решил бы, что Северный Кавказ вместе с разгромом большевиков вступил в полосу успокоения и установления твердого порядка, гарантирующего пути мирного развития и преуспеяния края.

Великая Российская революция создала на Северном Кавказе такой сложный, запутанный клубок взаимоотношений национальных и социальных групп, разбудила столько надежд и чаяний, разожгла столько страстей, что никакие мечи военачальников, в какой бы цвет эти военачальники не были окрашены, не в состоянии разрубить этот новый гордиев узел. Не преувеличивая, можно сказать, что нигде Российская революция не отливалась в такие причудливые формы, как на этой окраине. Будущему историку русской революции в этой области предстоит большая и интересная работа.

Мы не берем на себя этого непосильного труда историка, нам хотелось бы отметить только несколько моментов, проливающих, на наш взгляд, значительный свет на характер той борьбы общественных сил в Терском крае, которая вступает в настоящее время в свою наиболее трагическую форму.

Нет сомнения, что тот, кто будет владеть Северным Кавказом, сыграет большую роль и в судьбах Закавказья. Вот почему закавказской демократии необходимо отнестись ко всем событиям на Северном Кавказе с исключительным вниманием и серьезностью.

Восторжествуют те силы, которые выступают под флагом восстановления русской государственности (причем эта «государственность» окрашена в специфическую краску дореволюционного периода), и Аннибал реакции начинает стучать мечом в дверь Закавказья.

Русско-национально-государственная идея, как ее понимают великодержавники всяких толков, никогда не мирится с теми государственными образованиями, которые явились в результате особенностей развития Великой русской революции. Грозовая туча повиснет в Дарьяльском ущелье, и железные ворота Каспия увидят новое шествие полков под двуглавым орлом.

Потерпит поражение Аннибал реакции и восторжествует Советская Россия. Закавказью опять будет угрожать та же опасность — нажим с севера, который, может быть, в конечном счете приведет к торжеству русского национализма в специфической окраске большевизма. Может быть, одним из самых причудливых моментов в революционном движении на окраинах бывшей Российской империи является то, что там большевистское движение приобретает характер русского национального движения.

Афоризм Ленина, что лозунг: создание единой великой неделимой России, провозглашенный Добровольческой армией, вполне для него приемлем только с маленькой поправкой — добавлением слова «советской» — к слову Россия крайне любопытен.

Собирание России идет под двумя флагами крайне реакционного и крайне революционного, но объективно эти движения идут к одному — «к единой неделимой России», причем будет ли это Советская Россия или монархическая — это будет зависеть во всяком случае не от фразеологии вождей движения.

Иллюзии фраз разлетятся как дым и восторжествуют грубые факты действительности.

Аннибал большевизма, который стоит у Дарьяльских ворот твердой ногой, будет тоже мрачной грозовой тучей, которая пронесется по Закавказью в виде страшного смерча, и, что получится в результате, угадать не трудно.

Конечно, все это в значительной степени уже вполне ясно широким массам закавказской демократии, остается подумать, нет ли выхода.

Может быть, неверна латинская поговорка «tertium non datur»? Может быть, есть третий выход — именно на кавказской почве?

Для того чтобы суметь направить политическую энергию по третьему пути, нужно более или менее ясно представить себе общую картину условий борьбы сил на Северном Кавказе.

Советская власть на Северном Кавказе рухнула с головокружительной быстротой почти накануне своего годового юбилея.

В большевистской печати принято было обыкновенно, говоря о Кавказе, противопоставлять революционный «советский» север Кавказа контрреволюционному антисоветскому югу. Как это часто бывает у большевиков, они находились во власти революционной фразеологии и за вывеской, ласкавшей их сердце, не видели живой действительности. В результате все их построения в Терском крае, несмотря на то, что они были обильно орошены кровью, разлетелись, как мыльные пузыри.

Сторонний наблюдатель северо-кавказской жизни мог бы подумать, что советская власть рухнула там под мощными ударами деникинской армии, тем более, что генералы, оперирующие на этой окраине бывшей Российской империи, не прочь сами увенчать свои головы победными лаврами — якобы справедливой данью их военным талантам. Какая наивность или полное непонимание действительного положения вещей! Никаких военных талантов деникинские генералы не обнаружили. Этих генералов в свое время били малодисциплинированные голодные и раздетые красноармейские части под начальством лиц, не только не искушенных в военном искусстве, но подчас еле могущих грамотно подписать свою фамилию.

Падение советской власти и ликвидация большевизма — это следствие причин двоякого сорта: одни кроются в противоречии принципов организации советской власти с объективными условиями бытия края.

На Северном Кавказе, и в особенности в Терском крае, отсутствуют объективные предпосылки для возможности существования твердой советской власти. С другой стороны, при известной гибкости, политическом такте советская власть могла бы приобрести все же некоторую устойчивость и во всяком случае не провалиться так позорно и с таким треском. Но для гибкости политики и такта нужны настоящие политические деятели, а не те головотяпы или политические младенцы от большевизма, которые фигурировали на политической арене Терской республики.

Советская власть в Терской республике была явлением наносным, не имевшим прочных органических корней в крае, и первое слабое дуновенье жизненных испытаний разрушило карточный домик большевистских построений.

Кризис советской власти в крае и без деникинского движения был неизбежен, и если эта власть держалась в течение года, то это определялось не ее внутренними достоинствами, а только тем, что Терский край все время находился под ударами казачьего движения, а казачье движение, по своей логике, может иметь только одно направление — назад к блаженным временам казачьего господства в крае.

Эта опасность казачьего движения, грозившая постоянно реставрацией дореволюционного режима, создавала для советской власти базу в горской среде. Горцы постольку поддерживали большевиков, поскольку штыки большевистских войск были направлены против казачества.

Когда же большевики от борьбы на казачьем фронте обращали свои взоры в сторону углубления и внедрения своих идей в горской массе, они встречали глухую неприязнь, переходившую в открытое восстание среди тех горцев, где они были особенно настойчивы в проведении своих идей. Не курьез ли, что источником постоянного возмущения против советской власти была Осетия, имевшая наибольшее количество идейных приверженцев большевистских идей в лице коммунистической партии «Кермен»?..

В то время как Ингушетия, более дружелюбно относившаяся и к турецкому движению, и к Терскому правительству, и вообще ориентации на Восток, была в роковые моменты более других активна в смысле поддержки советской власти, Осетия, чуждая ориентации на Восток, наносила удары советской власти, предавая ее при всяком удобном и неудобном случае. Чем это объяснить? А тем, что линию поведения горских народов определяла не их приверженность к советской власти, а какие-то другие моменты, о которых мы скажем дальше.

С советской властью шли, когда это казалось выгодным, и советскую власть бросали при первой возможности, когда поддержка этой власти почему-либо становилась невыгодной.

Власть, органически выросшую из недр народной жизни и связанную с этой жизнью неразрывными узами, сбросить легко нельзя — это не перчатка, которую можно надеть и снять.

Такой властью советская власть в Терской республике не являлась. Она была наносным явлением. Она держалась штыками красноармейских пришельцев, явившихся благодетельствовать темных горцев, и главными вершителями судеб края являлись те же пришельцы, ничем не связанные с краем.

Владикавказ был постоялым двором, куда стекались лица, жаждавшие власти со всего Кавказа. Самой крупной поставщицей комиссаров и вообще начальствующих лиц для Терского края являлась Грузия.

Ярлык коммуниста сразу ставил вчера никому не известное для горцев лицо сегодня хозяином положения. Повертится на горизонте и исчезает. За ним другой, третий. «Сколько их, куда их гонят». Конечно, среди этих людей было много таких, которые действительно были воодушевлены добрыми чувствами к горцам, но не мало политических шарлатанов, авантюристов, темных дельцов, выискивавших только случаи для обделывания своих грязных делишек. Были и фанатики идей, которые, как известно, особенно опасны, когда добираются до власти, так как эти сводят все свои усилия и энергию к тому, чтобы уложить многообразие жизни на придуманном их фантазией или фантазией их учителей прокрустовом ложе.

Каждый день выплывали новые герои — шум, треск. Комиссии, секции, отделы, подотделы и т.п. Казалось, работа кипит. Но, кто отъезжал на несколько верст от города, кто прислушивался к речам туземного населения — тот ясно видел, что это население живет своей собственной жизнью, думает свою собственную тяжелую думу, что все кипение города — это пузыри и пена на поверхности моря.

Советский флаг на фронтоне Терской республики был сплошной чепухой, а вся политическая жизнь «коммунистического», «советского» Терека — трагикомическим фарсом, невыносимым для всякого мыслящего политического деятеля, способного трезво глядеть в глаза действительности и в особенности для немногочисленных горских работников, но горские деятели от своих народов уйти не могли — ведь у этих народов каждый мало-мальски грамотный человек находился на учете.

Смешная штука — торжество «коммунизма» и сотни тысяч безграмотных людей, лишенных способности разбираться в самых простых политических вопросах, не имеющих ни школ, ни даже просто какой бы то ни было письменности.

Оглядываясь назад, можно было бы действительно сказать, «все это было бы смешно», если бы не море крови и человеческих страданий, трупы расстрелянных и истерзанных, сотни и тысячи искалеченных, выбитых из жизни людей, горящие аулы и селения, разоренные города, тысячи голодных и раздетых, скитающихся без крова, находящихся на краю гибели. Может быть, это и есть революция.

Если судить о советской власти по внешнему треску, которым сопровождалось ее пребывание на Тереке, по звону фраз, по пышной цветистой фразеологии многочисленных резолюций, по крикливым заявлениям разных героев, размахивавших грозно руками при всяком удобном и неудобном случае по адресу контрреволюции, там, где ее не было, декламировавших страстно на тему о сладости битв и о радости погибнуть за торжество советской власти и ловко улепетывавших при первой же опасности, то действительно все атрибуты этой власти в крае в ее извращенном виде были налицо.

Но, если искать действительных героев, то их можно было найти только среди немногочисленной группы рабочих, гибнувших без слов и сожалений во имя сиявшей им где-то впереди лучезарной звезды исповедуемых ими идей. Но это была только ничтожная капля в море.

Поэт говорит: «Как сон, пройдут дела и помыслы людей…» И пребывание советской власти на Тереке, чего греха таить, кажется каким-то прошлым кошмарным сном…

II

Зигзаги революции

Великая Российская революция, сбросившая гнет царского деспотизма, в Терском крае повела прежде всего к уничтожению старого механизма управлением краем, а этот механизм в свое время был создан в целях закрепления владычества России над покоренными горскими народами. Формой владычества было казачье управление краем. Вся полнота власти находилась в руках казачьей бюрократии, возглавляемой наказным атаманом Терского казачьего войска. Не только горские народы, но и русское не казачье население стонало в ежовых рукавицах казачьего чиновничества. Однако дело было только не в одном этом гнете — все 225 000 казачьего населения края было поставлено в привилегированное положение в сравнении с туземным и русским не казачьим населением. Особенно горцы были на положении париев. Любой простой казак чувствовал себя по отношению к горцу субъектом прав. Кто хотел бы себе более или менее ясно представить мартиролог горской жизни под казачьим владычеством, того отсылаю к моей книге «Кавказ и Поволжье» — очерки инородческой политики.

Это обращение к прошлому крайне важно для того, чтобы понять горско-казачьи отношения, так как в этих взаимоотношениях узел всей социальной борьбы в крае.

Грубо говоря, казачье управление было организованным насилием военной касты завоевателей над прочим населением и главным образом туземным.

Чтобы это насилие имело наиболее действительный характер, старались замкнуть горские народы в железное кольцо казачьих станиц.

Достаточно взглянуть на места расположения казачьих станиц, чтобы ясна стала та цель, которую это распоряжение преследовало: разорвать живое тело горского народа на несколько частей, отрезать горы от плоскости, разобщить горские народы между собой, поставить на всех артериях общенародной жизни горцев сильные казачьи заставы.

Одна и та же политика проводилась и среди черкесов Кубанской области и среди горских племен Терского края. Кто интересовался политикой царской России среди восточных инородцев, тот увидел бы, что и в Приуралье и в Киргизских степях или даже в далекой Восточной Сибири эта политика проводилась с неизменной последовательностью.

На Северном Кавказе в живой организм каждого народа вбивался острый кабаний клык, в виде казачьих станиц, причинявший этому организму в течение десятков лет нестерпимую боль.

В то же время казачья каста была поставлена в сравнении с горскими народами и в преимущественное экономическое положение. При наделении землей казачья душа оценивалась в 7 раз дороже горской. Горцы являлись арендаторами казачьих земель.

Подчас случалось так, что горцы принуждены были арендовать те же самые земли у казаков, которые у них были отобраны под юртовый надел казачьих станиц.

Так политическое угнетение сопровождалось экономическим рабством. Мы не станем останавливаться на всех прочих более благоприятных условиях, в которые казачество было поставлено сравнительно с туземным населением.

Пронесся первый грозный шквал Февральской революции. Пали цепи рабства и в Терском крае. Лопнул механизм казачьего управления и вокруг трех орбит завертелась политическая жизнь.

Разобщенные и онемевшие члены горских племен встряхнулись и потянулись друг к другу — общегорский съезд призвал к жизни Центральный комитет Союза объединенных горцев.

Иногороднее население завертелось вокруг советов рабочих и солдатских депутатов и, наконец, казаки создали казачий круг.

История революции в Терском крае в дооктябрьский период и является историей взаимоотношений этих политических центров и тех сил, которые группировались вокруг них.

Союз горцев почти с момента своего появления получил трещину, и эта трещина с течением времени приобретала все более и более роковое значение.

Дело в том, что горские народы, за исключением части осетин, исповедуют мусульманскую религию. Говорить о значении религии в жизни народа на известной ступени его развития не приходится, тем более, что все, что было героического в жизни горских народов в прошлом, было покрыто флером религии, и, что важнее всего, 60-летняя борьба за независимость. Высшие достоинства человека и высшие ценности в жизни в силу этого были одеты в религиозную мантию. Религиозное сознание единства горских народов служило идеологическим выражением единства, созданного общностью бытовых, экономических условий и общностью исторического прошлого. Религиозный гнет царского самодержавия, заставлявший горцев таить в глубине души самые заветные свои мысли и чувства, привел к тому, что как только этот гнет пал, как только явилась возможность говорить свободно, из глубины горской души ударивший родник живой речи был насыщен сильным ароматом религии.

Это оттолкнуло от горского союза христианскую часть Осетии. В момент общегорского ликованья, в момент торжественных клятв в верности друг другу горских народов, оказались люди, почувствовавшие себя чужими в горской среде. Может быть, слинял бы религиозный фактор с горского союза, смягчился бы специфический аромат мусульманского единства — идея утверждения горской демократии после некоторых колебаний в ту или иную сторону получила бы свой нормальный и здоровый цвет, как на беду в осетинской среде нашлись люди, — а осетины имели наибольшее число интеллигентных людей, которые начали борьбу против горского союза, как такового. Начался обстрел некоторыми осетинскими политическими деятелями горского союза. Эти люди стали призывать осетин к ориентации не на горский союз, как самоутверждение горских народов, а к ориентации на советскую власть, а советы в силу местных особенностей состояли исключительно из русского населения. Ввиду невежества населения, полного отсутствия письменности и грамотности борьба эта вульгаризировалась в сознании темного горского населения, как борьба между мусульманством и христианством.

Идея горского союза была отвергнута как идея контрреволюционная. Понадобились месяцы для того, чтобы стала ясна вся ошибочность тактики политических вождей Осетии, кстати сказать, впоследствии перекочевавших поголовно в лагерь коммунистов и сделавших Осетию очагом самой злостной контрреволюции.

Борьба между «горе-социалистами» Осетии и идеологами горского единения носила самый ожесточенный характер, приведший в конечном счете к кровавому столкновению осетин с ингушами, к разорению цветущего осетинского селения Батако-Юрт и другим неисчислимым бедствиям.

Правда, в критике этих «социалистов» было и много справедливого, когда они отмечали те или другие неверные тактические шаги заправил Союза горцев, подменявших интересы горской демократии интересами тех привилегированных горских групп, к которым они принадлежали, но эта критика имела целью не демократизацию горского союза, а его разрушение.

Осетинские делегаты все пускали в ход, чтобы разрушить ненавистное им детище горского единения — ЦК Союза объединенных горцев.

Они разрушали то единственное учреждение, которое могло вывести горские народы наиболее невредимыми из тяжелых испытаний революционных бурь.

В свою очередь некоторые деятели Союза горцев, желая упрочить свою позицию среди остального горского населения, играли на наиболее живой струне населения — религиозном фанатизме, изображая всякую критику, исходившую от осетин-христиан, как критику, диктуемую исключительно их христианской нетерпимостью к мусульманам.

Эта борьба расколола и самый осетинский народ на две враждующих половины — одна треть осетин мусульмане. И вот мусульманская часть отметнулась от осетин-христиан в сторону общегорского единения*. Доселе мирно жившие друг с другом осетины мусульмане и христиане сделались между собой заклятыми врагами.

Общий язык у народа и взаимное понимание стало утериваться.

Ориентация на советскую власть, к которой призывали осетинские политические деятели, фактически становилась ориентацией не на демократию, как это могло бы казаться с первого взгляда, а на пришлое русское население, случайно оказавшееся в крае, с которым у осетин-христиан в действительности едва ли было что-либо общего, кроме православия. Но столь велика была ненависть ко всему горскому, как пахнущему мусульманством, что известные слои осетинского населения готовы были признать какую угодно русскую власть, лишь бы только не власть горца-мусульманина, чеченца, ингуша, кабардинца.

Советы рабочих и солдатских депутатов, образовавшиеся в городах, носили специфически русский характер. Это была национальная русская демократия, декламировавшая иногда на тему об интернационализме, а фактически проводившая русскую национальную политику. Иначе и быть не могло.

Пролетариата в истинном смысле этого слова в Терском крае, за исключением Грозненского района, почти нет, и за пролетариат сходили ремесленники и разного рода население слободок — старое мещанство. Что касается солдат, то это были занесенные волею рока выходцы из центральных губерний, которые, конечно, ничего общего с социализмом не имели, и в то же время были совершенно чужды краю и его народам.

Туземного терского населения в советах не было представлено, так как горцы воинской повинности не отбывали.

При этих условиях ориентация на «советы» означала для горского населения политическое самоубийство. Передача власти в руки советов означала объективно восстановление под другим соусом старой опеки русского населения над туземным.

По мере того как роль советов р[абочих] и с[олдатских] депутатов росла в столицах, за ними тянулись и провинциальные советы.

Борьба за власть между Союзом горцев и советами р[абочих] и с[олдатских] депутатов становилась в порядок дня.

В эту борьбу вмешался третий фактор — казачество.

Для терского казачества революция была страшным ударом. Казачество было сброшено с высоты на землю. Оно должно было стать в общий круг и играть только ту роль, на которую ему давали право его количество, а так как казачество представляло одну шестую часть области, то роль его становилась крайне мизерной. Могло ли помириться с таким положением казачество, особенно его бюрократические верхи?

Казачество в Терском крае становится оплотом борьбы против демократии. Возникает идея Юго-Восточного Союза, как идея борьбы с демократией в общероссийском масштабе. Казаки отстаивают идею федерации. Федерация нужна им как плотина, за которой им удалось бы сохранить в казачьих кантонах казачьи привилегии. За идею казачьей федерации хватаются и деятели горского единения, одни — преследуя те же реакционные цели, что и казачество, другие в целях какого бы то ни было признания горцев особой автономной единицей России.

Но в то же время как горские верхи братаются с казачьими верхами, внизу начинаются кровавые междоусобицы между горским и казачьим населением.

Дипломатические ухищрения горских и казачьих верхов разрушаются политическим и социальным антагонизмом народных масс.

Горские народы начинают судорожно бессознательно делать попытки выдернуть те «кабаньи клыки», которые были воткнуты в их тела.

Пылают казачьи станицы. В ответ бомбардируются аулы.

В результате заваривается такая каша, которую трудно себе представить.

Казаки дерутся — с горцами и солдатами. Горцы с солдатами и казаками. Солдаты с казаками и горцами. Три силы — бьют друг друга и ни одна не может выйти победительницей.

Если бы не ориентация части осетин-христиан, из этой борьбы горцы должны были бы выйти победителями, так как почти ⅔ всего населения в Терском крае падает на горские народы. Явилась бы возможность создания власти, которая соответствовала бы соотношению сил и была бы более или менее устойчивой, но часть осетин-христиан присоединяется ко всякой силе, какая только является враждебной остальным горцам. Они ориентируются то на солдат, то на казаков. Эта тактика и ведет к тому, что дело свободы и порядка в Терском крае приобретает крайне неустойчивый характер. 

III

Призвание «варягов»

Борьба трех группирующихся вокруг ЦК Союза объединенных горцев, совдепов и казачьего круга продолжается вплоть до Октябрьской революции, которая с огромной силой отбрасывает казачьи и горские верхи в лагерь контрреволюции.

В Терской области провозглашается горская и казачья автономия. Обе автономные единицы выделяют правительство, которое принимает название — «Терско-Дагестанское».

Общими усилиями казачьих и горских верхов совдепы на территории Терско-Дагестанского правительства оказываются частью разгромленными, или частью поставленными в условия, в которых они влачат самое жалкое существование. Но гражданская война в низах продолжается.

В борьбе против общего врага горцев происходит сближение казачьих и солдатских масс.

Создается русский национальный фронт. Отлетает шелуха интернациональных настроений, и истинное настроение различных групп русского населения начинает сказываться с не оставляющей сомнения ясностью.

Жидкие ряды квалифицированных рабочих с выдержанной пролетарской идеологией оказываются только каплей меда в бочке дегтя русского национализма. Эти националистические чувства приобретают самые зверские формы. Наступает то кошмарное время, когда ни один горец не может без риска быть растерзанным на какой-нибудь станции проехать от Ростова до Владикавказа.

Контрреволюционное Терско-Дагестанское правительство, состоящее из «князьков», громившее совдепы, не в состоянии было понять, что своей реакционной тактикой оно ведет к тому, что все слои русского населения объединяются в общей ненависти к горцам.

Оно только подливала масла в огонь национальной вражды.

Это правительство стояло на пути естественного единства, которое должно было получиться в борьбе между русской демократией и горской против контрреволюционного казачества.

Наверное, из всех правительств, выкинутых на поверхность жизни грозными валами революции, Терско-Дагестанское было в числе жалчайших. Его постыдная смерть достойна его жалкого существования.

Как горское правительство оказалось оторванным от стихии горских масс, в таком же положении оказались и те казачьи верхи, которые имели своих представителей в Терско-Дагестанском правительстве и которые вели вместе с горским правительством общую политику реакционной борьбы против демократии.

И эти верхи постигла та же политическая смерть.

В это время большевистская анархия докатывается до границ Терской области.

Гонимая Терско-Дагестанским правительством демократия области устраивает съезд народов края в Моздоке, а затем в Пятигорске и на этих съездах защитниками советской власти оказывается казачество. Казачество требует признания большевиков. Так начинается призыв «варягов» в Терский край.

Происходит трогательный альянс контрреволюционеров с архиреволюционерами большевиками. Казачество стремится опереться на большевиков в борьбе с горцами.

В этом отношении Пятигорский съезд народов Терского края представляет интереснейшее зрелище.

Застрельщиками большевизма оказываются в Терской области те слои населения, которые ничего ни с социализмом, ни тем паче с коммунизмом иметь не могут, которые по своему объективному положению не могут не быть в крае оплотом для контрреволюции. К казачеству тотчас примыкает часть осетин-христиан. Тогда и другие горские народы, учитывая, что под флагом большевизма концентрируются силы, основная цель которых нанести им удар, спешат прибыть на съезд, дабы заверить свои чувства признания и преданности советской власти.

Получается парадоксальнейшее явление.

Советская власть в Терском крае торжествует как идея утверждения в крае русского национализма и русской государственности при трогательном сотрудничестве действительных контрреволюционеров с контрреволюционерами от противного.

Слабый голос социалистов центра, не могших забыть о существовании в жизни народов стадии демократического развития и великого воплощения демократических начал в идее Всероссийского Учредительного собрания, оказывается гласом вопиющего в пустыне.

Советская власть признана — осталось найти форму правового выражения этой власти в виде создания соответствующей конституции. Тут социалисты берут реванш: «мертвый» правоэсер и меньшевик хватают «живого» большевика. Создается конституция края, не соответствующая принципам советской власти. Это противоречие делается тем проклятием, которое открывает самое широкое поприще для игры в большевизм при полном отсутствии в крае действительного проведения в жизнь идей большевизма — игры, носящей весьма кровавый характер.

Верховным носителем власти в крае является по конституции Народный совет, в каковой избираются делегаты от горских народов, осетин, чеченцев, ингушей, кабардинцев, балкарцев, затем казачьего населения и так называемых иногородних — по старой терминологии «временно проживающих» пропорционально количеству населения каждой этой группы.

Избираются делегаты общеобластным съездом, но каждой группой отдельно, соответственно количеству делегатов, приходящихся на ту или иную группу населения. Четыреххвостка принципиально отвергается при всяких выборах, как противоречащая принципам советской власти, но демократический принцип пропорционального представительства сохраняется.

Народный совет избирает правительство — Совет народных комиссаров, но сам существует как законодательный и контролирующий орган.

Таким образом «комиссародержавие» сочетается с «парламентаризмом». Что из этого получилось, мы увидим впоследствии.

Уродливое детище изнасилованной социалистической совести поплыло из Пятигорска во Владикавказ. «Князья» из горского правительства перепугались одного слуха приближения «чудища» и бежали в аулы, а некоторые и дальше за массив Кавказского хребта.

Владикавказ пал без боя. Офицерские сотни рассыпались, и герои, еще накануне ходившие, обвешанными всеми сортами оружия, пулеметными лентами, ручными гранатами, живо переоделись в разлетайки и косоворотки и стали усердно щелкать семечки на всех перекрестках, дабы сойти за «демократов».

Новая власть воцарилась во Владикавказе совершенно безболезненно, и на фронтоне здания Терской республики стал развеваться яркий коммунистический стяг.

Падение Терско-Дагестанского правительства не встретило со стороны горских народов соответствующего отклика. Никакие горские вооруженные силы не выступили на его защиту. Люди, заседавшие во Владикавказе и ведшие большую политику Юго-Восточного союза, направленную своим острием против рабочей демократии центров, в роковой момент собственной политической жизни не нашли никакой опоры в рядах того народа, который некоторое время тому назад в революционном энтузиазме высоко поднял их на своих щитах.

Но косвенные печальные результаты были. Если Терско-Дагестанское правительство и имело какую-нибудь опору, то только в ингушском народе.

Новая власть фактом своего образования отодвинула ингушский народ в сторону и выдвинула на политическую авансцену осетин-христиан совместно с казачеством. Это передвижение повело к вооруженному столкновению осетин-христиан и казаков с одной стороны и ингушей с другой в районе осетинских селений Ольгинского и Владимирского (Батако-Юрт).

Предоставленное самому себе цветущее осетинское селение Батако-Юрт было взято, сожжено и разграблено ингушами. Во время этого нападения мусульманская Осетия не оказала Батако-Юрту должной помощи — отсюда создается в осетинском народе трещина, которую уже никакими усилиями сгладить не удается и которая лишает возможности Осетию вести в будущем какую-либо общую национальную политику. В мусульманской Осетии находятся элементы, для которых религиозный фактор единства с ингушами оказывается более действительным, чем национальный — единства общеосетинского.

То же и в христианской части Осетии, где фактор православия заставляет осетина-христианина считать казака более близким к себе, чем осетина-мусульманина.

Падение Терско-Дагестанского правительства и водворение новой власти повело к перемещению политической равнодействующей в сторону приоритета русского населения вкупе с казаками и частью осетин.

Ингуши были изгнаны из города Владикавказа и рисковали верной смертью, если бы кто-нибудь из них показался в городе.

Такое положение, конечно, было невыносимо для власти, и она стала применять все средства, чтобы примирить осетин и казаков с ингушами.

Но казаки и часть осетин хотели не мира, а войны.

А война фактически означала бы войну одной половины области с другой, так как за ингушами стоял самый многочисленный горский народ — чеченцы, насчитывающий до полумиллиона населения.

На позицию войны новая власть стать не могла, но и была бессильна водворить мир.

Понадобилась новая перегруппировка сил для того, чтобы ингушский народ мог получить свободный въезд в город. Это произошло через 7 месяцев. Но открывается въезд в город для ингушей, в то же время он закрывается для осетин-христиан и казаков.

То, что лозунг войны с ингушами оказался новой властью отвергнутым, ведет к охлаждению казаков и осетин-христиан к той власти, которую они же первые призвали в край.

Большевики принимаются за балансирование.

Власть ищет опоры. Чувствуя, что осетино-казачья опора шатается, нащупывается новая почва в лице ингушей и чеченцев.

Это еще больше отталкивает осетин и казаков вправо.

Те самые осетины владикавказских слободок, которые встречали красноармейцев с колокольным звоном, хлебом-солью, распростертыми объятиями, устраивали для них кувды* с обильным возлиянием араки — начинают ждать только удобного момента, чтобы выступить активно против <<Далее дефект газеты. Вероятно, «них»>>, сбросив красный флаг большевизма, заменив его черным знаменем реакции.

Такой же процесс еще в более резкой степени замечается и в казачьей среде в особенности, когда казаки начинают ближе знакомиться с идеей большевизма и пред ними становится ясная картина тех земельных уступок, которые им придется сделать в пользу горцев в случае торжества этой идеологии в жизни.

Прислушиваются к большевистским речам и горцы — и начинают приходить к выводу, что в большевизме есть такие стороны, которые сулят горцам разрешение ряда их нужд и прежде всего земельного голода.

Пользуясь политической ситуацией, горские массы выдвигают на первый план земельный вопрос. В этом смысле 3-й Грозненский съезд народов области дает яркое свидетельство политической чуткости горских народов, и он же служит исходным пунктом к началу новой кровопролитной борьбы в Терской области, приведшей к августовским дням во Владикавказе и создавшей эпопею в жизни области, известную под именем бичераховщины.

IV

Бичераховщина

Всю эпопею гражданской войны, вспыхнувшей вслед за Грозненским съездом, можно окрестить именем бичераховщины. В то время как Лазарь Бичерахов утверждал «российскую государственность» в Закавказье, соблазняя «малых сил» из лагеря российских с.-р. и с.-д., его братец Георгий Бичерахов выплыл на политический горизонт Северного Кавказа не менее импозантной фигурой. Если Лазарь Бичерахов был, кажется, чуть-чуть не правым эсером, то Георгий Бичерахов вышел из рядов меньшевиков.

До Грозненского съезда народов Терского края взаимоотношения между различными течениями социалистической мысли в крае были довольно дружественными. В состав правительства входили и правые эсеры и меньшевики, хотя и не в качестве представителей партии, а индивидуально.

К такому сотрудничеству с большевиками эти партии относились снисходительно. Это обстоятельство в значительной степени способствовало захирению этих партий, так как лучшие силы ушли в советскую работу.

Использовав лояльность правых с.-р. и меньшевиков, большевики на Грозненском съезде разорвали существовавший на прежних съездах так называемый социалистический блок и образовали левый социалистический блок из большевиков, левых с.-р. и осетинской большевистской организации «Кермен».

Как мы говорили выше, старая опора советской власти осетино-казачья заколебалась, нужно было найти новую. И она была найдена в горских массах, который выдвинули на первый план земельный вопрос. Как только по земельному вопросу большевики столковались с ингушами и чеченцами — к этим двум народам присоединились и кабардинцы, — за левым социалистическим блоком было обеспечено верное большинство.

А земельный вопрос был разрешен согласно национальным и экономическим интересам горцев — ряд казачьих станиц должен был быть переселенным на новые места, освобожденные же земли должны были перейти к горцам. Уничтожилась казачья чересполосица на горской территории. Кто мог обещать горцам большее?!

Какая декламация на тему об Учредительном собрании могла сравниться с этими заманчивыми обещаниями, преподнесенными горской массе с эффектом, на какой только способны большевики.

Правые с.-р. и меньшевики, за которых тотчас как за оппозицию большевикам ухватились казаки и часть осетин, были разбиты наголову.

Как только доверие съезда совету комиссаров было обеспечено, программа съезда была скомкана и все громовые речи, заготовленные оппозицией, были сорваны.

Состав комиссаров был обеспечен.

Съезд закончился под грозное бряцание оружием.

— Землю нам, — кричали горские ораторы, обращаясь к казачьим скамьям, — и, если не дадите добром, возьмем силой (бурные аплодисменты на скамьях ингушей, чеченцев и кабардинцев левого блока).

— Попробуйте, возьмите. Мы готовы вас встретить, — возражали казаки, не менее яростно приветствуемые на скамьях право-эсеровско-казачьей оппозиции.

Вместо мира, который должен был обеспечить съезд, подымались огненные языки пламени гражданской войны.

Ненависть казачества была сосредоточена на вожде большевиков, главе правительства, Ное Буачидзе, и вскоре он пал от казачьей пули. Казачество нашло себе вождя — Георгия Бичерахова, яростно выступившего под флагом борьбы за Учредительное собрание.

Когда политика большевиков разрушила иллюзию того, что, признав советскую власть, казачество найдет опору в центральной российской власти для борьбы с горцами, последнее переметнулось в лагерь тех, кто щекотал национальные чувства казаков идеей собирания и возрождения России под флагом Всероссийского Учредительного собрания.

Знамя борьбы с большевизмом было найдено.

И под это знамя стали стекаться всякие элементы, начиная от социалистически настроенных до монархистов самого махрового образца.

Всех этих людей прикрыл своей тенью Георгий Бичерахов.

Он объявил войну совдепу того района, где, опираясь на казачьи силы, чувствовал себя хозяином положения — именно в Моздокском районе. Он разогнал Моздокский совдеп. Он заявил, что признает центральную советскую власть и Народный совет края, но считает вредным существование совдепов, своими крайностями вносящих анархию в жизнь на местах.

Уничтожение совдепов должно было вызвать самое отчаянное сопротивление со стороны большевиков, так как это были учреждения, где большевизм находил свой действительный приют, учреждения, которые готовы были постоять за большевиков не за страх, а за совесть.

С этого времени имя Георгия Бичерахова не сходит со страниц большевистской печати. Оно становится жупелом. Оно делается главной мишенью ядовитых большевистских стрел.

Поднятое Бичераховым движение становится столь серьезным, что не проходит и двух месяцев со дня окончания Грозненского съезда, как правительственная власть края спешит опереться на новый съезд народов Терской республики. Является необходимым подтянуть силы и узнать истинное настроение горских масс.

Опереться всецело на горцев, ингушей и чеченцев против казачества, возглавляемого Бичераховым, Совет народных комиссаров оказывается не в состоянии, так как в его среде много людей смягченного полубольшевистского типа, еще не разорвавших окончательно с теми партийными симпатиями, которые у них были до вхождения в органы большевистской власти.

Нерешительность и дряблость власти углубляет кризис. Одновременно ведутся военные действия и посылаются к казачеству бесконечные делегации с мирными предложениями.

Мирные предложения ни к чему не приводят, а состояние войны создает в области катастрофическое положение полной анархии.

Неуверенно действует и Георгий Бичерахов — его официальное требование оказывается весьма скромным: удаление из состава комиссаров нескольких лиц, особенно почему-то ставших ненавистными казачеству.

По существу, конечно, борьба носит более глубокий смысл.

Борьба, поднятая Георгием Бичераховым, оказывается борьбой за приоритет казачьего русского населения, для которого эта борьба становится борьбой за русскую государственность. Те же национальные мотивы, которые заставили казачество первыми признать советскую власть и пригласить в Терскую область большевистских красноармейцев, теперь заставляют их объединиться вокруг Бичерахова.

Разрешение земельного вопроса в пользу обездоленных горских масс принимается казачеством, как национальное оскорбление, как умаление достоинства русского человека, чувствовавшего себя хозяином положения в крае в течение многих десятков лет.

Большевики обманули возлагавшиеся на них надежды, — прочь от большевиков, надо искать защиты у Учредительного собрания.

В горской же массе выступление казачества под флагом Учредительного собрания вызывало обратную реакцию. Казаки хотят Учредительное собрание, значит, этот орган ничего хорошего нам не сулит — да здравствует советская власть!

Часть осетин примкнула к лозунгам казачества, другая часть — осетины-мусульмане оказались меж двух стульев. Отойти совершенно от осетин-христиан они не решались, боясь окончательной утери какой бы то ни было национальной общности с ними, но и политику их разделить не могли.

В то же время дряблая политика полубольшевиков вызвала ожесточенную критику со стороны той большевистской группы, которая образовалась во Владикавказе с того времени, как Кавказский краевой большевистский комитет избрал город своей резиденцией и стал тут издавать свой орган.

По мнению этих критиков слева, все заключения <<Так в тексте. Очевидно, злоключения>> и беды в крае явились результатом того, что не было настоящей советской власти.

Анархия в области, возможный взрыв внутри, критика и нападки со всех сторон.

Оставалось созвать скорей новый съезд, чтобы выйти хоть как-нибудь из тяжелого положения.

Съезд народов был созван в июле месяце во Владикавказе.

Центр заняли городские фракции, левый сектор — левые с.-р. и большевики, правый — правые с.-р. и казаки.

Началось состязание правого и левого сектора.

Победа правого означала торжество русской государственности и приоритет казачьего населения над туземным, торжество левого — вступление на путь крайних большевистских экспериментов и усугубление анархии в крае.

Возникал вопрос, нельзя ли избавиться от крайностей и опереться на основную массу населения — горские народы, постаравшись присоединить к ним здоровые элементы русской демократии?

Горские народы плюс часть социалистов справа, часть слева.

На пути горского единства стали взаимоотношения между частью осетин с ингушами. Здесь тормозила дело единства не зажившая батакоюртовская рана.

Кое-как удалось преодолеть это препятствие.

Слева удалось оторвать левых с.-р., справа социалистов-интернационалистов. Создавался устойчивый центр.

Резолюция по текущему моменту, предложенная автором настоящих очерков, встретила яростную оппозицию в вопросе о роли совдепов.

Большевики настаивали на упразднении городских дум и передаче власти в городах совдепам, казаки недовольны были тем, что резолюция сохраняет совдепы, и настаивали на их упразднении.

Пока шла борьба групп на съезде, власти фактически не было, так как комиссары подали в отставку, а выбрать новых нельзя было, пока физиономия съезда не определилась. Мирные переговоры, начатые съездом с Бичераховым, тоже ни к чему не вели.

Обольщаемый все усиливавшейся поддержкой казачества, Бичерахов начал говорить тоном диктатора. Переговоры с ним были прерваны. Казачья реакция подымала свою торжествующую голову. Момент диктовал необходимость единства демократического фронта. Но никакие усилия не могли создать какое-нибудь единство между большевиками и правыми с.-р. Правые с.-р. сочувствовали Бичерахову, не понимая того, что за Бичераховым стоит генерал на белом коне, размахивающий казацкой плетью.

Пока шли препирательства на съезде, контрреволюционеры решили нанести удар в самое сердце — захватить Владикавказ. Контрреволюционеры понимали, что надо торопиться, так как могло произойти объединение горских фракций, власть фактически перешла бы к горцам и тогда борьба с единым горским фронтом была бы для контрреволюционного казачества немыслима. Надо было вбить клин между горскими народами, использовав настроение части осетин.

Казачье-осетинская банда удачным ночным нападением захватывает Владикавказ.

Она пользуется содействием двух осетинских слободок города. Красноармейцы отбрасываются на одну из окраин, где они оказывают самое упорное сопротивление.

Казалось, дело советской власти безнадежно проигрывается, но на авансцену выходит ингушский народ, и картина быстро меняется.

V

Торжество большевиков

Как мы указывали в прошлом нашем очерке, попытка создать на Владикавказском съезде народов (от 25 июля — 5 августа) Терского края единый демократический фронт не удалась, ввиду того, что никакими способами невозможно было объединить с.-р. с большевиками, хотя бы перед грозной опасностью надвигавшейся реакции. Не удалась и попытка образования демократического центра — горской фракции: ингушская, осетинская, чеченская и кабардино-балкарская плюс левые с.-р., часть правых с.-р. и социалисты-интернационалисты. Резолюции по текущему моменту, которая должна была объединить все эти группы и отсечь правое казачье и левое большевистское крыло, успех уже был обеспечен. В случае ее принятия большевикам пришлось бы ограничиться или ролью оппозиции, или совершенно покинуть съезд и попытаться, опираясь на красноармейские части, разогнать съезд, что вряд ли окончилось для них удачно, так как они несомненно были бы раздавлены горскими массами. На второе они вряд ли решились бы, а первая позиция давала возможность создания устойчивой власти в крае и фактически в борьбе с контрреволюцией повела бы к созданию единого демократического фронта.

На беду эта возможность легального разрешения кризиса власти в крае была преступно разрушена осетино-казачьей бандой под предводительством полковников Соколова и Беликова, ворвавшихся в город Владикавказ в ночь 5 августа.

Съезд, заседавший вне города в кадетском корпусе контрреволюциейяд ли решились бы, а первая позиция давала возможность создания устойчивой власти в крае и фактически в борза Молоканской слободкой, сейчас же явно раскололся.

Правые эс-эры, казаки и часть осетин потянулись к авантюристам, поправшим волю народов края дерзким выступлением.

Из этих элементов вскоре даже образовался какой-то орган, который прикрыл своей фразеологией черное дело контрреволюционных полковников. Эти с.-р-овские герои впоследствии, когда соколовская банда была изгнана из Владикавказа, бежали в Моздок и там сформировали пресловутое моздокское правительство, принявшее громкий титул «казачье-крестьянского».

Эти птенцы из стаи славной бичераховских орлов принуждены были и из Моздока вылететь сначала в Петровск, из Петровска в Баку, а оттуда в Тифлис, пуская повсюду пыль в глаза демократии, что они защищали дело русской «государственности» на Кавказе, и в то же время разжигая национальные чувства в русском пролетариате указанием на какие-то образования кавказских «Эльзас-Лотарингий» и т.п. Все это вместо того, чтобы честно сознаться в своих ошибках и грехопадениях.

В лагере активной борьбы с казачье-осетинской контрреволюцией оказались горские фракции, левые с.-р., социалисты-интернационалисты и большевики.

Эта часть съезда перекочевала в Ингушетию. Прежде всего слово в разыгрывавшихся событиях принадлежало ингушскому народу, так как пламя кровавой гражданской междоусобицы лизало границы территории этого народа. Ингушский народ с честью вышел из выпавшего на его долю тяжелого испытания.

Правда, та позиция, которую занял ингушский народ, явилась впоследствии основанием для обвинения ингушей чуть ли не поголовно в склонности к большевизму, это со стороны тех, кому такое обвинение по адресу ингушского народа почему-либо было выгодным, а со стороны большевиков — мелодекламацию на тему о советской Ингушетии.

Ингушский народ присоединился в августовские дни к большевикам, учитывая свои национальные и экономические интересы.

Захват Владикавказа казаками и частью осетин означал экономическую смерть ингушей, а захват областной власти этими элементами — и политическую смерть.

Дело в том, что горная Ингушетия через Владикавказ и сунженские станицы сообщается с плоскостной.

Захват Владикавказа ставил горные общества Ингушетии в безвыходное положение. Достаточно сказать, что горная Ингушетия своим собственным хлебом может существовать в течение года только 2–3 месяца. Для горных ингушей Владикавказ является столь же важным, как дыхательный орган для человеческого организма.

Интересы большевизма в борьбе за Владикавказ совпали с интересами ингушского народа. Также они совпали и в борьбе против контрреволюционного казачества.

Казачьи станицы, так называемая Сунженская линия, — станицы: Сунженская, Тарская и Аки-Юртовская разрезывают живое тело ингушского народа на две половины. Обладание Владикавказом и вообще национальная мощь и экономическое благополучие никогда не были бы действительными, пока эти станицы существовали бы на территории Ингушетии.

Большевики предложили ингушам приступить к разрешению их национальной и экономической проблемы немедленно же силой оружия и встретили сочувственный отклик.

Собственно, смысл большевистского предложения заключался в следующем:

— Валяйте, братцы, берите эти станицы и земли — мы благословляем вас на этот подвиг от имени великой Советской России.

Свыше полусотни тысяч десятин земли должно было сделаться достоянием ингушского народа — этим разрешался в пользу обездоленных ингушей горной полосы аграрный вопрос, доставалась огромная добыча в виде казачьего добра, отдельные члены ингушского народного организма, доселе искусственно разрозненные, спаивались в единое целое, дабы зажить новой, более интенсивной жизнью. И ингуши ринулись в атаку на Владикавказ и станицы, как один человек.

Картина переменилась со сказочной быстротой. Еще накануне Соколов выпустил прокламацию, что красноармейцы разбиты и изгнаны из Владикавказа навсегда, как ночью (17 августа) ему со всем штабом пришлось бежать в станицу Архонскую.

Вместе с ним бежали правые с.-р. и с.-д. типа городского головы Владикавказа Цирульникова и К°.

Бежало из города и все население осетинских слободок. В город вступили ингуши и красноармейцы. В течение 12 дней Владикавказ пережил ужасы кошмарных боев на улицах, обстрел из артиллерии, пулеметную и бомбометную пальбу.

Ввиду того, что красноармейцев обстреливали из домов, был отдан приказ сжигать все дома, откуда будут раздаваться выстрелы по красноармейским частям, и город запылал. В то же время город подвергался самым диким грабежам с той и с другой стороны.

Соколов и К° играли на грабительских инстинктах осетинских воров и разбойников. Они посылали гонцов в осетинские селения, которые созывали охотников до чужой собственности, и из города тянулись целые обозы награбленного добра.

Когда город был занят ингушами и красноармейцами, грабежи, воровство и разбои продолжались уже под другим соусом — расправы с контрреволюционерами.

Шли массовые расстрелы сначала всех, подозреваемых в большевизме, а затем всех — в контрреволюционности.

Ожесточение сторон доходило до крайней степени озверения. Люди теряли совершенно человеческий облик.

Помощь ингушского народа дала победу большевикам. Эта победа не оказалась бы столь легкой и даже смогла бы оказаться сомнительной, если бы оправдались надежды контрреволюционеров на осетинский народ. Осетины «подвели». Мусульманская часть Осетии или сохраняла нейтралитет, или вследствие своей близости к ингушам действовала совместно с последними. Дигория, где сильную роль играла партия «Кермен», тоже никакого участия в авантюре казачьих и осетинских офицеров не принимала, а в некоторых местах даже активно боролась против контрреволюционеров. Оставалось несколько плоскостных христианских осетинских селений, которые дали не какие-либо организованные части, способные бороться, а банды грабителей, спешивших наловить «рыбку» в мутной воде и улетучиться восвояси.

В результате попытка контрреволюционеров опереться на осетин и сыграть на неприязненных отношениях части осетин к ингушам не удалась.

Втянуть осетинский народ в борьбу им не посчастливилось. Как контрреволюционеры из казачьего лагеря делали ставку на осетин, так большевики делали ее на ингушей.

Большевики оказались лучшими игроками. На спинах ингушского народа они въехали во Владикавказ триумфаторами.

Наскоро были собраны остатки делегатов областного народного съезда — горские фракции и левый сектор съезда, и комиссары получили чрезвычайные полномочия.

Отныне пред большевиками открывается самая широкая возможность подвергнуть область всем своим социальным экспериментам, чем они и начинают заниматься с усердием, достойным лучшего применения.

Ингушский народ сыграл решающую роль в августовские дни в смысле торжества советской власти, ингушский народ занял Владикавказ, после того, как почти в течение семи месяцев ингушам власть не могла гарантировать безопасности въезда и пребывания в городе — в такое же положение теперь в свою очередь попадают осетины-христиане и казаки, но ингушский народ не сумел воспользоваться плодами своей победы в деле захвата власти.

Власть закрепили за собой большевики, благо кандидаты на комиссарские портфели в Терской республике стали стекаться во Владикавказ со всего Кавказа, как только весть о победе советской власти в Терской области получила распространение.

Дележ власти был произведен большевиками со свойственным им искусством, как это говорится в детской сказке: «На тебе, Мишка, вершки, а я себе возьму корешки».

Но контрреволюционные силы далеко еще не были сломлены окончательно, — и всякая борьба за власть в лагере революции могла бы иметь роковое значение. Политические вожди горской демократии во имя боевых задач момента примиряются до поры до времени с гегемонией большевиков.

Контрреволюционные банды стекаются со всех сторон в Моздок, в резиденцию Георгия Бичерахова и здесь начинают накапливать силы для нового натиска. Георгий Бичерахов обращается к помощи своего братца Лазаря, и тот вторгается в Дагестан.

Цветистая фразеология правых с.-р. прикрывает то скверное дело, которым, оказывается, заняты оба братца.

Под крылышком у Георгия Бичерахова вся черная реакция края — и в бой с этой казачьей реакцией вступает советская власть. В горских массах эта борьба популярна. Под большевиками оказывается почва, но, почувствовав под ногами почву, они делают все, чтобы поколебать ее и с треском проваливаться.

VI

Углубление революции

После кошмарных августовских дней, закончившихся торжеством большевиков, от власти отходят и полубольшевистские элементы. Власть фактически сосредоточивается в руках Кавказского краевого комитета большевиков. Этот орган обыкновенно предварительно решает за кулисами все важнейшие вопросы, а затем к этим решениям, смотря по необходимости, прикладывается штемпель или Совнаркома, или Терского областного народного совета.

По мере того, как со стороны Владикавказа территории Терской советской республики расширяются, правые с.-р. и с.-д. исчезают в крае с политической арены. Те же, кто остается, или перекочевывают в лагерь коммунистов, или укрываются в стане контрреволюции в «Черном Моздоке».

На открытой политической арене в лагере революции фигурируют: большевики, левые эсеры и горские фракции. В руках большевиков — Совет народных комиссаров Терской республики, в руках горских фракций — Терский областной народный совет.

Совнарком осуществляет идею диктатуры несуществующего в крае пролетариата и является воплощением «комиссародержавия», областной Народный совет — идею господства демократии, национального представительства и парламентаризма.

Продолжается противоестественный симбиоз этих двух органов.

Если бы большевики были уверены в своих силах, они просто разогнали бы Народный совет, в этом отношении у них все время «руки чешутся», но… вдруг на защиту Народного совета станут горские массы. А это так и случилось бы.

Нужно было найти какой-нибудь другой исход. Большевики видят его в создании для существования Терского областного народного совета таких условий, при которых этот орган был бы обречен на медленную смерть от худосочия и слабосилия.

С другой стороны, горские фракции хотят сохранить областной Народный совет и усилить до должной степени его политическое значение и вес.

Пока идет борьба с контрреволюцией и все внимание поглощается кровавыми событиями на казачье-осетинском фронте, этот новый конфликт, назревший в лагере августовских победителей, почти незаметен.

Бичераховская опасность заставляла демократию горских народов находиться в близком сотрудничестве с большевиками. Когда приходилось ориентироваться на Советскую Россию или деникинщину, хотя бы прикрытую право-эсеровским флером, то естественно, на чью сторону должен был склоняться выбор обездоленных горских масс.

Российской демократии в истинном смысле этого слова, как важной политической величины, в наличности на территории Северного Кавказа не оказывалось, кажется, ее нет и на всем остальном пространстве бывшей Российской империи.

Опасность торжества «русской государственности» под бичерахо-деникинским соусом, каковая «государственность» на Северном Кавказе для горцев несла былое ярмо казачьего гнета, заставляла горскую демократию смягчать те острые углы по отношению к большевикам, которые все же, несмотря ни на какое смягчение, всегда чувствовались обеими сторонами и побуждали горцев и большевиков относиться друг к другу с заметным опасением даже тогда, когда на одних и тех же полях битвы лилась общая кровь.

Горская демократия не могла не видеть, что наступит решительный момент, когда идея утверждения демократизма среди горских масс столкнется с утопическим стремлением осуществить в крае «диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства».

Наступит момент, когда большевики захотят удушить Терский областной народный совет, уничтожить последние признаки демократизма и парламентаризма, похерить национальное представительство.

Тогда останется два выхода: или насаждение среди горцев конституции советской власти, или захват власти горцами в свои руки и утверждение начал народоправства на всей территории горских народов в том виде, как это имеет место в соседней демократической Грузии.

Чистая советская власть или создание единого демократического фронта у горских народов и политическое выражение этого единства — горская власть.

Конечно, эта не та горская власть, которая для своего утверждения нуждалась бы в содействии штыков турецких аскеров или какой-нибудь другой внешней силы, и в этом разница между властью подлинной горской демократии и тем горским правительством, которое образовалось за Кавказским хребтом.

Власть горской демократии должна была опираться на организованный народ и в этом народе находить достаточные силы и оправдание для своего существования.

Вот смысл той борьбы, которая почти сейчас же началась после августовских дней между горской демократией и большевиками, особенно после того, как были ликвидированы авантюры братцев Бичераховых.

После августовских дней «Черный Моздок» продержался недолго. Отступавшие из Кубани и Ставропольской губернии советские войска буквально смели это недоброй памяти контрреволюционное гнездо.

Кажется, еще ранее Лазарь Бичерахов бросил свою экспедицию на Северный Кавказ и вернулся пожинать дешевые лавры в Баку.

Терская власть быстро очищается от бичераховских шаек. Казачьи станицы начинают с неописуемым зверством расправляться со своим офицерством и переходят одна за другой в лагерь коммунистов. Казаки снова становятся большевиками и клянутся в верности советской власти, чтобы через месяц предать ее опять.

У большевиков намечается даже новая политическая линия — желание опереться на казачество в той новой борьбе, контуры которой становятся все ясней и ясней.

Большевики понимают, каков смысл работы горской демократии над объединением горских народов и в особенности создания бюро горских фракций областного Народного совета, как политического выражения этого единства. В этой попытке нового объединения горцев представители осетинского народа опять подгаживают. Тянется к единству демократия всех горских народов, за исключением осетинской. Старая борьба против горского союза дает свою вредную отрыжку.

Эта трещина в лагере горцев радует большевистские сердца и они не прочь ее углубить, пользуясь старым правилом: разделяй и властвуй.

В тот момент, когда объединение горской демократии состоялось, демократическая горская Северо-Кавказская республика явилась бы результатом этого объединения.

Демократическая Горская республика повела бы к созданию единства демократического фронта на всем Кавказе.

В случае, если бы удалось оторвать Кубанскую раду от деникинщины — светлые перспективы открылись бы перед Кавказом и его народами.

Пусть русский народ сам разрешает свою внутреннюю проблему строительства власти и пусть такое же право сохранится за народами Кавказа.

Горская демократическая республика отнюдь не была бы обращена острием своих сабель против Советской России, как и вообще объединенный независимый Кавказ.

Один старик осетин очень остроумно определил ту позицию, которую горская демократия могла бы занять по отношению к Советской России: «Мы будем молиться на тебя издалека, но просим, не подвигайся к нам особенно близко».

Открылись бы пути для ликвидации гражданской войны на территории Кавказа и для правильного устроения экономической жизни. Рассеялась бы постоянная угроза, висящая над Азербайджаном и Грузией, и дипломатии этих республик в значительной степени пришлось бы принять более простые формы.

Но это все, конечно, не соответствовало видам большевиков.

Разъединить горцев во что бы то ни стало — вот смысл всей их горской политики в противовес работе горской демократии.

В этих видах сепаратизм осетин находил у них сочувственный отклик. Мало того, они поставили своей целью внести пламя гражданской войны внутрь каждого горского народа, открыть у горских народов внутренние фронты.

Если нет горских коммунистов, то они решили их выдумать и вложить в их руки меч междоусобной брани внутри каждого горского народа.

Горская демократия создала бюро горских фракций, они решили противопоставить ему бюро горских коммунистов.

Правда, эти «горские коммунисты» являлись марионетками в их руках, нужными только для известных политических комбинаций.

Они воспользовались осетинской большевистской партией «Кермен», влили туда несколько юношей из других горских народов и начали пользоваться этой организацией, обильно снабжаемой материальными средствами, как тараном для борьбы с демократическим единением горских народов.

Этой работой, этим углублением революции, они парализовали последнюю возможность умиротворения края, сея анархию внутри горских народов.

Партия «Кермен» была особенно сильна в Осетии, сильна относительно конечно, и вот большевики решили упразднить Осетинский народный совет, как орган демократического строительства и передать власть революционному исполнительному комитету, состоящему из керменистов.

Опираясь на большевиков и красноармейские штыки, керменисты захватили власть в свои руки.

Желая укрепить эту власть, они двинули красноармейские части в осетинские селения. Началось обезоруживание осетин. Какие безобразия творились при этих обезоруживаниях, описать трудно.

В результате разоренные и сожженные селения. Бегство населения в леса и горы. Страшная ненависть ко всему, что носит на себе печать большевизма и керменизма. Осетия была отброшена в лагерь контрреволюции и сделалась легкой добычей деникинских эшелонов.

И в то же самое время, когда от имени Осетии и осетинского народа выступали архиреволюционеры керменисты — в это время действительное настроение народа было совершенно противоположным. Это политическое шарлатанство одобрялось и поощрялось. В результате «керменовцам» пришлось перенести такую ярость своего же собственного народа, от которой им понадобилось искать приют в Ингушетии, Чечне, Грузии.

В случае, если бы власть большевиков в крае продолжилась бы, то вскоре мы были бы свидетелями открытия кровавых фронтов и внутри других горских народов.

До сих пор шла борьба между горцами и казачеством, большевики к этой борьбе пытались прибавить безумную кровавую войну внутри каждого горского народа. В условиях горской действительности создался бы кошмар, который заставил бы горцев вспомнить времена царского самодержавия, как времена райского благополучия. Но гражданская война внутри горских племен сулила большевикам надежду на укрепление своего владычества, так как разбивала горский фронт, давала возможность лавировать и даже с небольшими силами играть в жизни края доминирующую роль.

В то самое время, когда на смену жалкой бичераховщины надвигалась с запада деникинская грозовая туча, большевики занимались разложением горских народов, возбуждая этой работой против себя горские массы. Мудрено ли, что в критическую минуту они не встретили той поддержки, на которую могли бы рассчитывать при других условиях? Уже последний съезд народов во Владикавказе в ноябре был крайне знаменателен в смысле характеристики того перелома, который назрел в горских массах, но об этом в следующий раз.

VII

Две опасности

В то время как на внутреннем фронте в борьбе с «Черным Моздоком» большевиками была одержана победа, грозовые тучи надвигались на Терскую республику с запада и с востока.

С запада из Кубанской области напирали передовые отряды генерала Деникина, с востока двигалось горское правительство, решившее, наконец, расстаться с благородным воздухом Тифлиса, дабы территорию, занимавшую место не больше нескольких номеров гостиницы «Ориант», заменить территорией какого-нибудь горского народа.

Горское правительство решило проделать то же самое, что азербайджанское проделало при взятии Баку — воспользоваться штыками турецких аскеров. В короткое время Дагестан был «покорен».

До прихода горского правительства в Дагестане была «советская власть», которой приходилось сражаться на три фронта: против разных реакционных имамов, турок и Лазаря Бичерахова.

Лазарь Бичерахов, как тонкий дипломат, искусно воспользовался невежеством красноармейцев, сыграв на турецкой опасности. Лазарь Бичерахов переманил красноармейцев на свою сторону, убедив их в том, что он защищает «русскую государственность», «русское дело» в Дагестане, и красноармейцы предпочли Бичерахова дагестанским социалистам во главе с Дахадаевым.

Потом он вступил в сношение и с дагестанскими социалистами, обманул и их. В конце концов дагестанские социалисты должны были бежать из Темир-Хан-Шуры, и во время этого бегства Дахадаев был изменнически убит из засады. Бичераховское дело пожала дагестанская офицерская партия.

Темир-Хан-Шуру занял кн. Тарковский, объявивший себя военным диктатором Дагестана.

Когда явилось в Дагестан горское правительство, кн. Тарковский занял пост военного министра. Так в Дагестане водворилось горское правительство.

Занятие войсками горского правительства Петровска ознаменовалось переименованием этого города в Шамиль-Кале.

Таким образом, горское правительство, которое во время своего пребывания в Тифлисе было почти совершенно невесомой политической величиной, становится значительным политическим фактором.

То, что в распоряжении этого правительства имеются штыки турецких аскеров, подымает его авторитет в глазах горского населения.

Опасность перехода горцев на сторону горского правительства становится для советской власти реальной. Тифлисская оперетка готова обратиться в кровавую северо-кавказскую драму.

Горская опасность заставляет большевиков нащупывать новую политическую линию — искать сближения с казачеством. Комиссары мечутся по станицам.

То, что горское правительство ведет чужеземную силу, опирается на штыки турецких аскеров, встречает отрицательное отношение среди горской демократии. Является опасение, что вместе с горским правительством двинется реакция, пытающаяся использовать в своих целях религиозный фанатизм горских масс, что в результате торжества горского правительства получится национальная резня на Северном Кавказе, в итоге каковой горские племена могут оказаться стертыми с лица земли или загнанными в горы.

При этих условиях горская демократия считает разрыв с большевиками вредным для себя, так как этот разрыв естественно должен был повести к объединению всех русских против горцев.

Чувствуя надвигающуюся смертельную опасность национальной резни, к чему вело движение горского правительства, на Северном Кавказе, горская демократия поддерживает крайний русский фланг и этим разбивает национальное единство русского фронта.

Большевики мечутся, стараясь найти опору. Они ясно понимают, что против опасности с запада со стороны Деникина — это опора может быть найдена в горских массах, но казачество окажется ненадежным, против опасности со стороны горского правительства — ненадежны горцы, но можно опереться на казаков. Но какая же опасность более реальна? Большевики решают, это опасность с востока. Несомненно в борьбе против горского правительства казачество оказало бы большевикам самую большую поддержку, на какую оно только было бы способно. Но, если опереться на казаков, можно окончательно оттолкнуть от себя горцев, — большевики считают необходимым найти и в горской массе элементы, которые можно было бы использовать для борьбы с горским правительством. Они обращаются за содействием к бюро горских фракций Терского областного народного совета.

Считая идею создания горской власти на территории горских народов идеей здоровой, бюро горских фракций относится отрицательно к тем методам осуществления этих идей, которые были приняты членами горского правительства в Тифлисе, главным образом, к той политике, которая пыталась создать горскую власть штыками турецких аскеров. Да и при том самый состав правительства из обанкротившихся политических деятелей заставлял желать лучшего.

В целях укрепления своей позиции в горских массах бюро решает воспользоваться затруднительным положением большевиков и выдвигает идею созыва горского съезда.

Пусть цветы советской мелодекламации украшают этот съезд, объективный смысл его одинаково направлен и против большевиков и против реакционного горского правительства: против большевиков потому, что куется единство горского демократического фронта, т.е. делается как раз то, против чего борются большевики, для которых основной линией поведения в горских массах является стремление разорвать демократический горский фронт, против горского правительства потому, что создается плотина из самого горского населения против контрреволюционных уклонений этого правительства.

Скрепя сердце большевики соглашаются на горский съезд, но стремятся обратить его в преддверие общеобластного. Таким образом, большевики хотят использовать горские фракции, горские фракции — затруднительное положение большевиков в целях упрочения самоутверждения горских народов.

Горские делегаты выносят резолюцию о необходимости защиты советской власти. Кажется, создается единство большевистско-горского фронта. В действительности это только одна видимость. Каждая сторона преследует свои собственные интересы.

Вслед за горским съездом тотчас открывается областной съезд, и тут обрисовывается весьма интересная группировка сил. На съезде представлены все горские народы, казачество и иногородние, причем оказывается, что казачьи, осетинские и иногородние делегаты поддерживают всецело коммунистов, горские фракции составляют левую оппозицию и объединяются вокруг бюро горских фракций. Контрреволюционные части населения края, казачество и осетины, оказываются левее тех, кто в борьбе с контрреволюцией дал наиболее существенную помощь большевикам в прошлых событиях.

Пройдет некоторое время, вторгнутся в край отряды Деникина, и осетины и казаки снова будут на стороне контрреволюции, изменив советскому знамени, и другие горские народы опять окажут большевикам если не вооруженную поддержку, то по крайней мере сохранят нейтралитет.

В казачьей фракции, представленной с достаточной полнотой, подымается даже вопрос о полном слиянии с коммунистами.

Большевики искусно играют на националистической струне казачества и остального русского населения, запугивая их коцевско-чермоевской опасностью

Как прежде Бичерахов, так теперь Чермоев и Кº становятся мишенью для их ядовитых стрел.

Съезд идет под гул «проклятий» по адресу горского правительства. Но к концу съезда политическая ситуация резко меняется. Ставка горского правительства на турок оказывается бита. Предоставленное самому себе, состоящее из людей, не обладающих особыми талантами, горское правительство перестало быть действительной угрозой, тем более, что ему приходится круто переменить свою ориентацию и опереться на новые штыки. Гораздо реальнее вырисовывается опасность со стороны запада, откуда приходят зловещие сведения.

Если в начале съезда в речах ораторов проскальзывали сомнения относительно того, какую позицию займут горцы при приближении горского правительства, что с их стороны можно ждать измены, то теперь в свою очередь горские ораторы могли обратиться к казачьим скамьям с вопросом: ну, а теперь, что вы скажите, товарищи-казаки?!

Политическая эквилибристика большевиков, ведших съезд со ставкой на казачество, имела для советской власти определенную неблагоприятную реакцию в горских массах.

Большевики пытаются укрепить свою позицию выделением некоторой части горских делегатов в особую коммунистическую горскую группу.

Этой своей тактикой они еще более увеличивают пропасть между собой и горскими массами. В момент смертельной опасности они дробят те силы, которые могли бы в борьбе с контрреволюцией выступить единым фронтом. Тактика большевиков приводит к тому, что в лагере сил или открыто борющихся против большевиков, или глухо оппозиционных оказываются и горские массы.

С ними только слабая не пользующаяся в горской среде никаким влиянием горская коммунистическая группа.

Когда окончился съезд и представитель владикавказского исполкома сделал в совдепе доклад о съезде, он мог констатировать единственный «положительный» результат областного съезда — это наметившуюся якобы в горской среде дифференциацию, приведшую к образованию горской коммунистической фракции.

Гора родила мышь и то, если бы родила, а то мышь была вылеплена из глины большевистскими художниками. Естественно, что на этой мыши большевики далеко не уехали.

Беда разразилась, как гром среди ясного неба. Свыше стотысячная армия, занимавшая фронт от Кисловодска до Святого Креста, растаяла почти в течение нескольких недель, и деникинские эшелоны докатились до Владикавказа.

Осетины и кабардинцы сделались легкой добычей этих эшелонов, и эшелоны эти столкнулись с ингушами. Ингушский народ, столь решительно выступивший в августовские дни, теперь обнаружил большую сдержанность. Пока ингуши не почувствовали, что им хотят мстить за разгром казачьих станиц и что их физическому существованию грозит серьезная опасность, они своих частей на фронт не давали.

Они выступили только тогда, когда столкнулись с добровольцами нос к носу. Первые стадии этой борьбы закончились победой добровольцев.

Большевики сошли со сцены в Терском крае как политический фактор. Русский национальный фронт выпрямился в сторону реставрации прошлого, но он столкнулся теперь с горским национальным фронтом, организатором которого пытается стать горское правительство. Если до свержения большевиков у деникинцев и чермоевцев были общие задачи, то теперь, когда большевики свергнуты, эти задачи диаметрально противоположны. Найти точки соприкосновения между этими двумя лагерями могут пытаться только безнадежные политические фокусники, если только та идеология, которая развивалась до сего членами и сторонниками горского правительства, была действительным отражением их взглядов, а сами они не были политическими авантюристами, преследовавшими единственную цель: быть халифом хотя бы на час. Независимая Горская республика и единая Россия под деникинским соусом — понятия взаимно исключающие. Столкнулись две национальные идеи. Начинается неравная борьба, могущая принести горским народам страшные бедствия, грозящая их физическому существованию. В этой борьбе для горских народов два выхода, но о них в следующий раз.

VIII

Где выход?

Последние известия с Северного Кавказа сообщают нам о начале новой горско-деникинской войны, отбрасывающей горские народы ко времени Шамиля.

Попытка представителей горского правительства разрешить конфликт с Деникиным мирно ни к чему не привела. Передают, что даже сам глава правительства Пшемахо Коцев, ездивший в Екатеринодар для переговоров с Деникиным, не был принят последним и принужден был вернуться обратно несолоно хлебавши.

Так или иначе политическое фокусничество не помогло и горско-деникинский фронт растянулся почти от Кубанской области до Каспийского моря.

Русская национальная великодержавная идея, воплощаемая Деникиным, столкнулась с горской — правом на свободное национальное самоопределение горских народов, — воплощаемой в настоящий момент горским правительством. Кровь уже полилась потоками и жертвы насчитываются тысячами.

Менее всего оформленному государственному образованию Кавказа приходится первому вынести страшный удар реакции. Положение было бы безнадежным, если бы не уверенность в беззаветной любви горцев к свободе, от которой они не в состоянии будут отказаться без страшной борьбы не на живот, а на смерть. И эта борьба началась.

Прошло время для воинственных дипломатических нот, заверений в братских чувствах и т.п., наступает момент, когда от слов нужно перейти к делу.

Нужно действовать, пока не поздно. В борьбе за свободу горским народам нужны союзники, и немедленно. В этом отношении взоры горских народов могут быть обращены или на север, или на юг.

Как бы мы ни перечисляли грехи советской власти в Терском крае, одно несомненно: несмотря на эти грехи, большевики оставили в жизни горских народов глубокий след, их политический плуг глубоко взрыхлил девственную горскую почву.

Достаточно указать на те чувства, которые должны были пробуждать в душе горца, привыкшего видеть в каждом русском человеке, особенно в одеянии солдата, — угнетателя, та неизгладимая картина, когда этот солдат приходил к нему в аул не с целью экзекуции, а затем, чтобы лечь рядом с ним в окопы и защищать убогую горскую саклю.

Русский солдат, лежащий рядом с горцем в окопах и гибнущий при защите ингушского аула! Необычайное зрелище, которое заставляло горцев говорить: все нам готовы изменить и изменяют, кроме большевиков.

Прелести режима деникинских молодцов должны заставлять горцев идеализировать времена советского владычества и вести к нарастанию в горской среде беспочвенных и вредных для горцев большевистских настроений. При известных условиях никакое горское правительство с этим настроением горских масс не справится и горские народы опять признают власть большевиков, с тем, чтобы ввергнуть снова край в состояние анархии и дать возможность политическим фантазерам заняться в крае новыми социальными экспериментами.

Но может наступить момент, что даже те, кто являлись и являются принципиальными противниками большевизма, должны будут сказать своим народам: вам ничего больше не остается, как признать власть Советской России и создать вместе с последней один общий боевой фронт против общего врага, раз на карту ставится ваше физическое существование.

В интересах ли закавказских республик, чтобы горские народы, истекающие кровью в неравной борьбе, призвали бы к себе на помощь большевиков? В интересах ли закавказских республик, чтобы в душе горского населения нарастали бы симпатии к большевикам и чтобы в результате этого психологического сдвига над Кавказом наросла грозовая туча большевистской анархии, чтобы большевизм снова стал огромным фактором политической жизни Кавказа?! Не думаю. А указанный нами процесс неизбежен, раз в той борьбе, которая ведется в настоящее время горскими народами, эти народы окажутся одинокими.

Советская Россия будет казаться спасительным якорем.

В эту ли сторону создания такого настроения на Северном Кавказе у горцев должна быть направлена политика закавказских республик по отношению к горским народам? Ведь, кажется, не может возбудить сомнение то утверждение, что судьба республики горских народов будет в конечном итоге и судьбою закавказских республик, каким бы дипломатическим искусством ни обладали политические вожди этих республик.

Дело горских народов должно быть не дипломатическими нотами, а вооруженной рукой поддержано Грузией, Азербайджаном и даже Арменией, так как в конечном итоге дело горских народов, борьба горцев за свободное национальное самоопределение — есть их собственное дело, их собственная борьба.

Может быть, такое выступление будет идти вразрез с настроением руководителей союзнической миссии в Закавказье? Вряд ли, если действительны заявления союзников относительно тех целей, которыми они руководствуются по отношению к России, целей борьбы с большевистской анархией. Значит, все, что является источником усиления большевистских настроений в России, должно встретить со стороны союзников резкое осуждение.

Только оказанием немедленной вооруженной помощи горским народам может быть остановлен процесс нарастания большевистских настроений в горской среде, с другой стороны, на полях общих битв установится действительное единство и братство народов Кавказа, создастся на Кавказе единый демократический фронт не на словах, а на деле.

Деникин и его генералы должны перестать хозяйничать на территории горских народов, иначе большевизм на Северном Кавказе восторжествует в самом непродолжительном времени.

Если союзники могут путем одного только дипломатического давления удалить генералов, порождающих своей политикой в крае симпатии к большевизму — они во имя собственных целей должны это давление оказать немедленно.

Если почему-либо это средство, по мнению союзников, не пригодно, то должны выступить на сцену вооруженные силы кавказских республик, которые в лице своих ответственных представителей, видимо, ясно представляют смысл той борьбы, которую ведут горцы, и возможные последствия ее, судя по содержанию их дипломатических нот.

Собственно, вооруженная поддержка со стороны закавказских республик достаточна даже в небольшом размере. Важен моральный эффект. Горцы — это вооруженный народ, это готовое войско. Нужны руководящие центры борьбы, а такими центрами могут быть только правильно организованные регулярные войска.

Появление на Северном Кавказе грузинских и азербайджанских полков переменит там картину общего положения с кинематографической быстротой.

Можно думать, что почти безболезненно Терский край будет очищен от деникинских отрядов и вооруженные силы объединенного Кавказа станут у границы Кубанской области. Тогда и политика Кубанской рады может оказаться более решительной и Кавказ будет очищен от добровольцев, дабы зажить новой жизнью.

Конфедерация кавказских республик может быть выкована только у предгорий Северного Кавказа путем немедленной вооруженной поддержки горских народов в их борьбе за свободу.

Закавказские республики не должны судить о характере борьбы горских народов по горскому правительству, обнаружившему дряблость и нерешительность, искавшему каких-то соглашений там, где народу нужно было открыто сказать всю правду и призвать его к героическим подвигам, тем более, что народ уже стихийно поднялся, вспомним недавнее поражение добровольцев в районе сел. Гойты.

Дряблость горского правительства была использована генералами Ляховыми в целях укрепления своих позиций, но положение добровольцев остается шатким. Даже осетины ввиду огромного офицерского состава в этом народе, на которых добровольцы особенно рассчитывали, уже изменяют им. Ни одна осетинская часть до сих пор, несмотря ни на какие усилия, не выступила из пределов Терской области, и осетины категорически заявляют, что идти на фронт они не хотят.

Казачество, у которого прошел первый угар опьянения реставрированным привилегированным положением, начинает смутно догадываться, что в результате добровольческой авантюры в крае его могут ждать страшные бедствия. О так называемом иногороднем сельском населении, игравшем при советской власти огромную роль и особенно сильно пострадавшем от мести добровольцев, несомненно ждущем только удобного момента для выступления, и говорить не приходится.

Добровольческая армия в Терском крае находится в мешке и в случае превратности, нажима большевиков со стороны Астрахани на Святом Кресте ее ждет печальная участь. Этого не могут не понимать генералы, хозяйничающие во Владикавказе. Не приходится сомневаться, что в случае появления большевиков добровольцам в этом крае придется очень туго.

Нужно предупредить на Северном Кавказе приход большевиков и до их прихода объединить Кавказ.

«Гром не грянет, мужик не перекрестится». Если закавказские республики не понимают, насколько важна для них в целях сохранения ими тех позиций, которые они заняли, эта политика вооруженного движения на Северный Кавказ на помощь горским народам и фактического осуществления конфедерации народов Кавказа до ее юридического оформления, то нам кажется, что закавказская ответственная демократия не совсем отдает себе отчет в политических потребностях момента.

Бывают моменты, когда риск является политическим долгом, и политические деятели, боящиеся риска, должны уступить свое место более отважным и решительным.

Мы не сомневаемся в успехе этого «риска».

Мы думаем, что теперь или никогда может быть выковано счастье и благоденствие народов Кавказа. Кавказ может быть локализован от ужасов углубления революции и гражданской войны.

Если будет общими усилиями всех кавказских народов покончено с деникинщиной до прихода на Кавказ большевиков, то создается возможность предотвратить ужасы той кровавой борьбы, которая погубит Кавказ и его народы, в том случае, когда на территории Кавказа будет разыгрываться борьба трех сил: контрреволюции справа, анархии слева и стремление демократии подавить то и другое движение.

Трудно себе представить, какие потоки крови зальют Кавказ, если единство демократического фронта Кавказа не будет выковано до прихода большевиков на Кавказ.

Решительный час наступил. Спасти Кавказ от анархии, а кавказские народы от гибели можно только одним способом:

Изгнанием деникинцев с Кавказа до прихода большевиков.

Вперед на Северный Кавказ, на помощь горским народам, сражающимся за общую свободу Кавказа!

Ахмед Цаликов 

Примечание от редакции

Разделяя всецело мысль т. Ах. Цаликова о необходимости всемерной поддержки горских народов в их борьбе с российской реакцией, редакция оставляет всецело на ответственности автора предлагаемые им практические шаги разрешения этого вопроса.

˂˂Борьба (Тифлис). 1919. 25, 26, 28 февраля, 2, 8, 14, 21, 27, 29 марта, 5, 11 апреля.˃˃