Письмо А.М. Топчибашева Дж. Гаджибейли

Transcription

1 сентября 1928 г.

St. Cloud 

Дорогой Джейхун-бей, 

Вы уже знаете от Аб[ас] б. Ат[амалибекова] о результатах наших заседаний 25–27 авг[уста]. Я поручил ему ознакомить Вас с вынесенными постановлениями. Поэтому я не буду сейчас их касаться. Все вновь разъехались, остался я один, да еще А. Ш[ейхульисламов], с которым редко вижусь. М[амед] Э[мин] уехал вчера в В[арша]ву  и оттуда Ст[амбу]л. К 15 сент[ября] возвратятся, так обещали Мехт[иев] и др. и вновь начнется та атмосфера, в которой Вы мне желаете долготерпения… Вот приедете и узнаете, что этого качества у меня оказалось больше чем можно было предполагать!..

Одновременно с заседаниями был занят нотой в связи с подписанием пакта против войны, и уже совместно с представителями Сев[ерного] Кав[каза], Укр[аины] и Груз[ии] поданы всем подписавшим этот акт (27.VIII.[19]28) ноты с выражением сожал[ения], что народы наши в лице их правит[ельств] лишены возможности участвовать в нем, что Сов[еты] нас не представляют и что присоединение их в какой бы то ни было форме к пакту будет противоречить смыслу и значению пакта, так как они были и остаются нарушителями мира и угнетателями свободы наших народов. Первым было подано Kellogg еще до его отъезда отсюда.  Готовлю проект меморандума тоже от имени 4-х в 9-ю сессию SDN.

За это время были у меня Рз[а] Н[ур] б., Ф[уад]-б. Кепрюли заде и Заки Валиди, последние двое  приехали из Ст[амбу]ла, причем Фуад-б. К[епрюли] з[аде], ректор Стам[бульского] универс[итета], командирован на съезд ориенталистов в Оксфорд. Были интересные с ними беседы. Виделся несколько раз с А. Чх[енкели] и с Г. б. Бам[матом], с укр[аинским] представ[ителем] и даже А. Хат[исовым]. Как раз завтра (воскр[есенье]) будет у меня Г. б. Б[аммат] с семьей, и мы вновь поговорим о текущих вопросах, в числе коих и вопрос о R. D[ammann], по поводу которого пока нет ничего утешительного…

Это обстоятельство сильно обескураживает, и я не знаю, как мы дальше выкрутимся из очень незавидного нашего положения. Лично я весь в долгах…

А тут еще появилось сильно меня взволновавшее обстоятельство. Доктор (Melamé) по выслушании Севяр хан[ум] очень советовал отправить ее немедленно на горы в Savoie. Это было еще в конце июля. С тех пор мы все стали  весьма грустными… Мне все мерещилась страшная пережитая картина!.. Но как быть? Когда нет средств на эту «роскошь» и когда всюду так дорого! Выручил наш Севфет, к которому обратилась жена!.. И вот 23 авг[уста] Сев[яр] хан[ум] поехала с Энвером в Sallanches (Haute-Savoie), где в одном hotel’e наняли комнату с пансионом. Можете себе представить мое беспокойство по поводу того, что с ними никто из наших не мог поехать вследствие дороговизны и дороги: я мог отправить только их одних, как бы это ни было рискованно и тяжело…  Вот, подите, объясните «нашим деятелям», на какие жертвы обрекает меня судьба!!. Поймет ли кто из них мои новые страдания, заставляющие меня на склоне лет и на чужбине, с невыразимой болью в сердце, решиться на такой, противный моим правилам, шаг, к какому я с Вами прибег  вынужденно в ноябре 1926 г., шаг, к которому меня повлекла безутешная и до сих пор любовь отца к родному детищу, но от которого  я мучаюсь и страдаю, ища… увы! безуспешно его исправления?!. Нет, никто из них  не способен понять этого, возвыситься благородством и сказать: «Почти сорок лет бескорыстно служивший своему народу вынужденно прибег к такому шагу, извиним его»… Пишу Вам, так как Вы знаете и видели меня тогда и Вы поймете меня, как родитель, как сотрудник-товарищ, как честный человек.

Лишь в деле, в работе, в посильном труде и служении народу я нахожу и могу находить себе утешение! Этим и в этом Вы должны объяснить причины моей линии действий, лишь в нем ключ стремлений моих к миру, к налаживанию отношений…

Всем Вашим привет. Будьте здоровы.

Уваж[ающий] А.М. Топчи.