Доклад коммуниста-мусульманина А. Кушбегиева в Турккомиссию ВЦИКи СНК РСФСР о ситуации в Туркестанской Советской Республике
Transcription
Доклад коммуниста-мусульманина А. Кушбегиева в Турккомиссию ВЦИК и СНК РСФСР о ситуации в Туркестанской Советской Республике
8 декабря 1919 г. Ташкент
В Турккомиссию от ферганского гражданина Абдукадыра Кушбегиева
Доклад
Хотя Туркестанская Советская Республика управляется конституцией, сходной, за некоторыми исключениями, вызываемыми местными условиями, с Конституцией Российской Социалистической Федеративной Республики, однако же, являясь основным органическим законом, конституция не может касаться регламентации взаимоотношений отдельных советских учреждений и состава их служащих.
Так как до сего времени не существует ни общего наказа о служебных взаимоотношениях между собою отдельных комиссариатов и возглавляемых их комиссаров, ни положения о дисциплинарной ответственности рабочих и служащих в советских предприятиях и учреждениях, то произволу представителей власти нет никаких границ.
До самого последнего времени большинство комиссариатов и других центральных учреждений открывались явочным порядком и действовали без всяких положений, а часто и без какого-либо плана, вследствие чего споры о компетенции по тем или иным вопросам были обычным явлением, отнимая массу времени у самих учреждений на бесплодную переписку, а у потерпевших от произвола властей мусульман бесполезную трату времени и денег на продолжительное хождение по городу в поисках за надлежащим комиссариатом, отделом, подотделом, секцией и т.п.
Обращаясь к взаимоотношениям отдельных советских учреждений, в частности, нельзя не остановиться на деятельности Комиссариата по внутренним делам в связи с вопросом об охране личной и имущественной неприкосновенности мусульман, столь грубо и столь часто и безнаказанно нарушавшейся до последнего времени.
Насколько при автократическо-полицейском режиме так позорно погибшего царизма центральное ведомство по внутренним делам являлось всемогущим руководящим органом внутренней политической жизни тогдашней России, настолько ограниченная и незаметная роль выпала на долю Комиссариата по внутренним делам в новой Советской России, выдвинувшей на первое место верховное руководительство господствующей коммунистической партии.
А между тем помимо массовых покушений на личную и имущественную безопасность туркестанского населения вообще, а в особенности беззащитного мусульманства со стороны профессиональных преступных и грабительских элементов, рассчитывающих на легкую наживу в период переходного революционного времени, авантюристическая и дезорганизаторская внутренняя политика правительства Колесова-Тоболина-Казакова, относившихся к мусульманам как завоеватели к побежденным, усугубила создавшееся положение массою бессистемных и разорительных конфискаций и реквизиций: нередко, как это отмечено «Туркестанским коммунистом», не менее гибельных для мусульманских масс, чем открытые разбои и грабежи.
Если в отношении обыкновенных разбойников и грабителей советская администрация и милиция имели возможность применять самые решительные меры включительно до расстрела и в этом отношении достигли весьма показательных результатов, почти уничтожив грабежи и разбои, то в отношении грабителей, являющихся к беззащитным мусульманам со всевозможными мандатами на конфискацию и реквизицию и в большинстве случаев обращавших львиную долю конфискованного и реквизированного имущества в свою личную пользу, советская администрация и милиция были совершенно бессильны, так как конфискаторы и реквизиторы, являясь советскими служащими, прикрывали свои хищнические вожделения так называемой административной гарантией, заявляя, что они как должностные лица отвечают только перед пославшим их начальством и могут быть привлечены к ответственности лишь с согласия последнего, точь-в-точь как было при царях.
И такое оправдание вовсе не пустой звук, если принять во внимание, что не только в большинстве действующих положений о советских учреждениях, но и на практике ответственность служащих поставлена в зависимость от их непосредственных начальников.
Чувствуя поэтому свою безнаказанность, целая армия пришлого чиновничества, часто вооруженного до зубов, под видом всевозможных инструкторов, коммунаров и т.п. налетела на ближайшее к городам мусульманское трудовое земледельческое население, подыскивая формальные поводы для того, чтобы согнать с насиженных мест настоящих землеробов-тружеников и результаты тяжелых трудов нескольких поколений передать своим ставленникам, любителям чужого добра, конечно, не бескорыстно.
При этом везде и всюду выдвигалось обвинение бессмысленно разоряемых мусульман-землеробов в том, что хозяйства их нетрудовые, ибо они эксплуатировали будто бы чужой труд, обрабатывая свою землю с помощью наемных рабочих.
Десятки тысяч жалоб безжалостно ограбляемых мусульманских землеробов, указывавших на то, что настоящими эксплуататорами чужого земледельческого труда являются не они, а те, которые их разоряют, обогащаясь за их счетихлебом и скотом и даже домашним имуществом включительно до одежды и самоваров, вызывали только озлобление среди этих грабителей, забронированных своей служебной неприкосновенностью, и они еще беззастенчивее запугивали и без того терроризированных тружеников, угрожая им всяческими новыми репрессиями и даже расстрелами за их жалобы.
И хотя все эти массовые преступления совершались почти на глазах у всех и многочисленные взятки, создавшие новый класс буржуазии, не менее наглой и жадной до наживы, чем прежняя, были предметом общих разговоров, подавляющее число взяточников не только осталось безнаказанным, но и до сего времени продолжает благоденствовать под защитой все той же административной неприкосновенности.
Само собою разумеется, что если бы представители администрации и милиции на местах считали бы себя вправе возбуждать дела о служебных преступлениях, а население знало бы о своем праве искать защиты у местной милиции в подобных случаях, то вакханалия произвола и взяточничества не достигла бы таких ужасающих размеров и десятки тысяч истинных землеробов-мусульман не были бы выброшены на улицу ограбленными почти донага.
Характерным образчиком вредных для советского строительства междуведомственных трений представляет разногласие между Комиссариатом юстиции и Комиссариатом по делам национальностей по вопросу о едином народном суде для мусульман.
В то время как Комиссариат по делам национальностей, ссылаясь на особый уклад жизни мусульманских трудовых масс, регламентируемой почти во всех повседневных мелочах нормами шариата и адата, настаивал на сохранении за мусульманами права руководствоваться этими нормами в своих судебных тяжбах и спорах, считаясь с религиозно-бытовой психологией мусульманских трудовых масс, представители Комиссариата юстиции усматривали в заявлении представителя Комиссариата по национальным делам чуть ли не контрреволюционное выступление. И спустя месяц вот что докладывал 8-му съезду Комиссариат юстиции: «На почве столкновения религиозного мировоззрения мусульман с декретом о народном суде готова была разразиться страшная буря, так как этим моментом воспользовались всевозможные темные личности и подняли голову ненавистники советской власти, желая использовать невежество мусульманских масс, пугая их воображение грозным призраком большевизма, желавшего уничтожить их святую религию. Ташкент обращает на себя взоры всей Туркестанской республики, конечно, не достигнув соглашения с мусульманами здесь и не проведя судебной реформы в старом городе, можно смело сказать, что судебная реформа была бы обречена на гибель по всему краю, Комиссариатом юстиции были приняты все меры к тому, чтобы в старом городе Ташкенте приступили к организации народных судов и выборам народных судей, так как мусульмане наотрез отказались от выбора судей, если к декрету не будет добавлено, что народные суда должны обязательно руководствоваться при рассмотрении дел шариатом, это постановление было принято единогласно на общем собрании президиумов всех профессиональных союзов старого города, устроенного по инициативе Комюста, с целью рассмотрения декрета о народном суде и на котором с разъяснениями выступал я (комиссар юстиции), а также ряд членов коллегии Комюста, но желательных результатов это собрание не дало и пришлось впоследствии Комюсту добавочно издать декрет о том, что при рассмотрении дела народные судьи могут пользоваться всеми источниками права, в том числе шариатом и адатом, насколько это не противоречит социалистическому правосознанию».
Не менее характерно так же трение между Комиссариатом по иностранным делам, с одной стороны, и все теми же неутомимыми «реквизиторами» и «конфискаторами», о которых сказано выше, с другой.
«В Китай не только не допускались наши представители, — говорит комиссар по иностранным делам 8-му съезду, — но даже закрылась граница. Из сообщений кашгарской делегации, прибывшей в Ташкент, равно и из официальной переписки с пограничными китайскими властями видно, что в настоящий момент главным препятствием к возобновлению притока товаров из Кашгара в республику является необеспеченность кашгарских купцов от произвольных реквизиций их товаров, неудовлетворительная постановка вопроса с расчетами за реквизированные товары, а также недоразумения, возникающие из-за разницы за границей курса русских денег».
Необходимо заметить, что все упомянутые в докладе Комиссариата по иностранным делам произвольные реквизиции, вызвавшие обострение добрососедских отношений республики с Китаем вплоть до закрытия границ, производились вопреки категорическим протестам Комиссариата по национальным делам, на которые «реквизиторы» не обращали ровно никакого внимания, продолжая свое дезорганизаторское дело.
Казалось бы, что подобная безудержная вакханалия произвола и насилия, не составлявшая секрета для центральной власти республики, должна бы побудить последнюю открыть гражданам самый широкий доступ для обжалования грабительских действий низших агентов власти. Вышло, однако, совершенно наоборот, так как в самый разгар упомянутых выше грабежей и взяточничества Комиссариатом юстиции издан был закон, в силу которого под страхом уголовного наказания запрещено частным лицам писание прошений и жалоб и таковое возложено на коллегию правозаступников.
Но так как организовать правозаступничество удалось только в Ташкенте и то в весьма ограниченном составе, не имеющим возможности обслуживать самой минимальной потребности одного Ташкента, то фактически миллионы иногороднего и сельского мусульманского населения республики, наиболее забитого и беззащитного, остаются безо всякой юридической помощи.
И неудивительно, что учреждения вроде разных земельно-водных отделов и комитетов, в которых произвол, насилие и взяточничество расцвели махровым цветом, гнали жалобщиков-мусульман в шею самым примитивным способом.
Упразднение областных исполкомов без замены последних какими-либо авторитетными органами, которые могли бы осуществлять постоянный надзор за деятельностью уездно-городских-советских учреждений и координировать таковую, не только не улучшило положения мусульманских трудовых масс, но весьма вероятно будет способствовать еще большей безнаказанности должностных преступлений. Особенно неотложным является прекращение царящего до сего времени произвола и насилия в области социалистического землеустройства.
Хотя русское землевладение в республике представлено самым незначительным процентом, тогда как мусульманское является подавляющим, тем не менее, как и во всех других отраслях мусульманской жизни, проведение земельной реформы почти всецело находится в руках русских товарищей, ибо аульные и волостные земельные комитеты, которым по закону предоставляется довольно широкая самостоятельность в разрешении возложенных на них задач, хотя в большинстве состоят из мусульман, на практике превратились в органы, совершенно подавленные самовластием низших агентов Комиссариата земледелия и уездных земельно-водных отделов, в лице разных инструкторов и других чиновников, почти всегда европейцев, для которых важны не интересы мусульманских трудовых земледельческих масс, а скорейшее проведение в жизнь полученных от своего начальства зачастую вредных населению директив и еще чаще личных своих выгод.
Сравнивая положение аульных и волостных земельно-водных комитетов с бывшими аульными и волостными аксакалами, которым мог приказывать всякий мелкий канцелярский чиновник, нельзя не заметить поразительного сходства между ними.
Неудивительно, что среди земледельческих мусульманских трудовых масс, совершенно не подготовленных к восприятию идей коммунизма соответствующей литературой и агитацией и поэтому лишенных возможности отличить немногих идейных борцов за коммунизм от массы присосавшихся к ним карьеристов и рвачей, составилось явно враждебное отношение не только к непосредственным виновникам постигших их несчастий, но и к самой коммунистической партии в ее целом, хотя по чувству справедливости необходимо отметить, что крайкомом партии коммунистов принимались самые решительные меры к очистке своих рядов от хулиганских и корыстолюбивых элементов, однако же результаты этой борьбы ничуть не повлияли на улучшение положения мусульманских землеробов.
Напротив, когда в дополнение в развитие основного закона о социализации земли, принятого Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом 27 января 1918 г., и сперва служившего главным руководством к проведению земельной реформы, в начале текущего 1919 г. было обнародовано положение о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию, то положение мусульманского дехканства сделалось поистине трагическим.
Нисколько не считаясь с тем, что весь уклад общественной и семейной жизни мусульманского землероба, как и всякого мусульманина, основан на строгом индивидуализме, освященном вековыми традициями и ограждаемом суровыми требованиями Корана и шариата, как источников религии и права, многочисленная армия чиновников Комиссариата земледелия с усердием, достойным лучшей участи, в буквальном смысле загоняет в организуемые сельскохозяйственные коммуны тех несчастных мусульманских землеробов, которые уцелели от прежних разгромов, получив мандаты на обработку земли своих трудовых хозяйств или нетрудовых, оставшихся в пользовании черикеров или половинщиков бывших владельцев. Так как организуемые коммуны, считая себя партийными организациями, во многих местах получили огнестрельное оружие, то прежде выданные мандаты, обработанная и засеянная земля, клеверные участки, сады и огороды, сельскохозяйственный инвентарь, рабочий и домашний скот, домашняя птица, запасы дров, фуража, провизии, пошивное платье и вообще все, что только возможно, отбирается силою, под угрозой расстрела, и прежняя средняя семья истинного землероба-мусульманина безжалостно выбрасывается на улицу, обобранная почти донага и обреченная на голодную смерть.
Дошло до того, что вновь испеченные коммуны, пользуясь своей безнаказанностью, присвоили себе право реквизиции и конфискации, заставляя окрестных землеробов под видом реквизиции распахивать свои поля рабочим скотом и орудиями своих соседей, забирая все, что еще уцелело, направо и налево.
Картина самого необузданного произвола и насилия, обычная, впрочем, даже и в столице республики — Ташкенте, когда проезжающие мусульманские арбы и всадники среди улицы насильно задерживаются русскими товарищами, вооруженными целым арсеналом холодного и огнестрельного оружия, с дикими выкриками размахивающими своим оружием, угрожая расстрелами и нередко избивая перепуганных возчиков и ездоков, нашла достойных подражателей в аулах, кишлаках и даже на проезжих дорогах, почему мусульманский землероб лишился возможности вывозить для продажи продукты своего хозяйства, дабы не потерять последней арбы и лошади.
Нужно ли указывать, что подобные дезорганизаторские выступления увеличивают дороговизну предметов первой необходимости и не по дням, а по часам.
Нельзя при этом не отметить того факта, что в то время когда безудержный и безнаказанный произвол творится над беззащитным и безоружным мусульманским населением, как явление массовое и по-видимому систематическое, факты произвола над русским населением почти отсутствуют, если не считать единичных случаев.
Совершенно, впрочем, очевидно, что всякие эти преступные реквизиции и конфискации и прочие насилия, ложась всейсвоей тяжестью на мусульманский земледельческий и городской трудовой элемент, как почти единственных производителей предметов первой необходимости, в особенности съестных продуктов, выгодны не для 95% мусульман, а для 5%европейцев, представляющих из себя хотя тоже пролетариат, но, вопреки элементарной справедливости, господствующий и правящий.
Правда, в № 123 «Известий», вышедших 17 июня с.г., опубликован был приказ от 14-го того же июня за № 361, основанный на радиограмме тов. Ленина за № 1117, в котором под страхом сурового наказания за неисполнение разъяснено в самых решительных выражениях, что все земли, находящиеся ко времениопубликования положения о социалистическом землеустройстве в трудовом пользовании крестьян (у мусульман-дехкан), никоим образом не могут быть отчуждаемы для организации сельскохозяйственных коммун и проч. коллективных объединений и изъятие земель из пользования крестьян (дехкан) для указанных организаций допустимо лишь при добровольном согласии, причем совершенно недопустимы меры принуждения для перехода крестьян (дехкан) к общественной обработке в коммуны и в другие виды коллективного хозяйства.
Но хотя приказ заканчивается требованием о возможно широком распространении его среди населения, мусульманские землеробы до сего времени и не подозревают о его существовании, и все продолжается по-прежнему.
Оставаясь верными хулиганско-дезорганизаторской тактике чиновников Комиссариата земледелия в отношении мусульманских землеробов, служащие организаций по заготовке топлива превзошли последних во многих отношениях. Не говоря о том, что вокруг Ташкента на расстоянии 25 верст истреблена на дрова масса строительного леса, необходимого для городских и сельских построек, который возможно вновь вырастить не ранее 20 или 15 лет, при свалке деревьев не соблюдалось никаких предосторожностей против порчи построек, дуванов, посевов и фруктовых деревьев, вследствие чего разрушено много дуванов, построек и попорчена и уничтожена масса фруктовых деревьев и посевов преимущественно у мелких дехкан, попытки которых обратиться с жалобами на насильников и дезорганизаторов вызвали такое же озлобление комиссариатских чиновников, как и жалобы на чиновников по землеустройству. И получилось впечатление, что не столько борьба за идеи коммунизма, сколько опасения потерять свое господствующее привилегированное политическое положение, выгодное в материальном отношении, побуждали многих русских товарищей в теории провозглашать лозунг самоопределения народов вплоть до полного отделения от России, а на практике самыми примитивными средствами подавлять малейшие попытки громадного большинства мусульманского пролетариата к осуществлению этого лозунга.
Как бы в довершение полной разрухи среднего и мелкого мусульманского землевладения в одном из последних номеров официальных «Известий» опубликовано положение о союзах бедноты, которые начали с окончательного разорения того немногого, что еще уцелело от прежних разгромов.
Даже в такой важной области, как мусульманская печать, о необходимости создания которой в самом срочном порядке не могло, казалось, быть двух мнений, ставились самые неодолимые затруднения, не считаясь с тем, что если частная русская пресса в Туркестане даже и в мрачные времена царской реакции все же имела возможность существовать, хотя бы в тисках суровой и бюрократической цензуры, то о какой-либо самой благонамеренной и благонадежной мусульманской частной прессе тогда не могло быть речи, и всякие попытки отдельных инициаторов, желавших издавать частные газеты или журналы на местных мусульманских языках, пресекались в корне с неумолимой строгостью. Так как главным проводником общечеловеческой культуры среди темных масс туземного населения являлась мусульманская интеллигенция ЕвропейскойРоссии, преимущественно татарская, родственная здешним мусульманам и по языку и по религии, то царским правительством был придуман и проведен в жизнь закон, в силу которого лицам мусульманского вероисповедания, родившимся вне Туркестана, запрещалось не только приобретение в Туркестане домов и земель, но даже пользоваться таковыми на правах аренды, что фактически ставило мусульманскую интеллигенцию в зависимость от полного произвола царской полиции, превратившей этот дикий произвол в один из источников своих обильных доходов.
Правда, считаясь с необходимостью держать туземные массы в постоянном страхе и повиновении, царские власти в течении многих десятков лет сами издавали «Туркестанскую туземную газету» на узбекском языке, но редактором ее был известный русификатор-миссионер Остроумов, ставивший себе нелепую и невыполнимую задачу не только русифицировать многомиллионные мусульманские массы, но и обратить их в православие путем восхваления в своей газете преимуществ царского режима перед всеми остальными формами правления и православной веры перед мусульманской.
Вполне понятно, что эту, с позволения сказать, «газету» исправно выписывали казии, аксакалы и проч. туземно-административная челядь, но, по приказанию центральной власти, читались лишь приказы начальства, после чего эта многообещавшая литература самым исправным образом превращалась в оберточную бумагу.
Таким образом народные мусульманские массы оставались совершенно не тронутыми, не имея в подавляющим большинстве никакого понятия о печатном слове и представляя поэтому самый благодатный материал для агитации и пропаганды социалистических идей к моменту свержения царского самодержавия и хлынувшего вслед за ним потока социалистической литературы.
Тем не менее, не только русские социалистические деятели до октябрьского революционного периода, но и русская коммунистическая партия после Октябрьской революции совершенно не использовали столь благоприятной для развития идей социализма почвы, и то немногое, чтобыло сделано в этом отношении, достигнуто самими мусульманами, часто вопреки упорному противодействию европейских товарищей.
Справедливость требует отметить, что причина индифферентного отношения к этим важным запросам духовной и политической жизни мусульманского пролетариата заключалась, по-видимому, не столько в недоброжелательности, сколько в каком-то непонятном недоверии к мусульманам, унаследованном еще от царского правительства.
Ярким примером неискренности русских товарищей служит декрет о равноправии языков, признавший за тюркским языком все права государственного, наравне с русским.
Казалось бы, что с момента опубликования этого декрета простая последовательность диктовала неотложную необходимость немедленного издания официальных газет, декретов, приказов и распоряжений правительства республики на тюркских языках одновременно с русским и в количестве, соответствующим подавляющей численности мусульманского населения. Однако же до сего времени в этом отношении ничего не сделано. И хотя с некоторого времени правительственные распоряжения печатаются в газете «Иштракиун», но это не может заменить собою необходимости выпуска таковых отдельными книжками и сборниками, как это делается для русских граждан, представляющих из себя незначительное меньшинство в сравнении с многомиллионными массами мусульманского большинства.
Между тем, несмотря на то, что многочисленные законы, декреты, приказы и распоряжения как центрального московского советского правительства, так и правительства Туркестанской республики, в которых зачастую не могут разобраться даже опытные юристы, напечатаны только на русском языке, понятном лишь для 5% всего населения республики, мусульманскому населению предъявляются такие же неумолимые требования об исполнении перечисленных законов, как и к русским, и нарушение их преследуется так же сурово, не считаясь с тем, что они совершенно неизвестны мусульманским массам, как не имевшим возможности ознакомиться с ними на своем родном языке.
Если принять во внимание, что вся социалистическая литература, переведенная до сего времени на узбекский язык и изданная Комиссариатом по делам национальностей, исчерпывается 5–7 брошюрами, из которых заслуживают внимания только «Программа Коммунистической партии» Бухарина и «Что такое советская власть?»Карпинского в количестве 15 000 экземпляров каждая, то нельзя не признать трагическим положения тех мусульман, которые привлекаются к суду революционных трибуналов за контрреволюцию, когда никто не позаботился о разъяснении им не только смысла и значения совершающихся перед ними грандиозных исторических событий, но даже изданных по этому поводу законов.
Трагедия мусульманских масс в связи с полным отсутствием литературы на родном языке, разъясняющей происходящие величайшие события, еще тяжелее в отношении социальных земельных реформ. В это время, когда для нескольких десятков тысяч русских землеробов немедленно были изданы как основной закон о социализации земли, принятый Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом 27 января 1918 г., так и вышедшие в начале минувшего года положения о социалистическом землеустройстве и мерах перехода к социалистическому земледелию, никому не пришло в голову перевести эти первостепенной важности законы для многомиллионных мусульманских трудовых масс.
И благодаря тому, что в уездных земельно-водных отделах, проводящих на местах земельную реформу, мусульманские землеробыпредставлены в ничтожной до смешного пропорции по сравнению со своими русскими товарищами, а те землеробы-мусульмане, которые участвуют в аульных и волостных земельно-водных учреждениях, не понимают русского языка, отсутствие литературы на родном языке трудовых земледельческих масс сделалось причиною приведенных выше вопиющих злоупотреблений мелких агентов советской власти.
Если бы законы о социализации земли и радиограммы московского правительства получили широкое распространение среди масс мусульманских землеробов на родном языке, то большая часть диких и грубых насилий, безнаказанно учиненных над землеробами-мусульманами, или вовсе не имелиместа, или были бы обнаружены и понесли бы достойное возмездие.
То, что сказано о периодической печати, брошюрах и законах, в полной объеме относится к специальной литературе по военному делу, земледелию и т. п. И здесь для русских читателей выпущены сотни тысяч экземпляров разных специальных изданий, облегчающих им их повседневную работу по их специальностям, тогда как для мусульман изданы случайные и жалкие единицы.
В то время, когда для русских сограждан имеются десятки прекрасно оборудованных типографий и литографий с сотнями тружеников типографического дела, для многомиллионного мусульманского населения отведена ничтожная типография № 7 с несколькими десятками пудов избитых и изношенных шрифтов и горсть наборщиков-мусульман.
Если в самой столице республики Ташкенте произвол, насилие и взяточничество представляют из себя как бы систему управления в отношении многомиллионного мусульманского населения, то за пределами Ташкента правовое положение мусульман просто невыносимо.
Об этом совершенно определенно с многочисленными фактами в руках заявлял и национальной секции 7-го Краевого съезда делегатов с мест тов. Ибрагимов и пр., а на последней конференции мусульманских коммунистов на 8-м съезде раздавались не менее громкие протесты, почему доказательства бесправного положения мусульманских трудовых масс, трактуемых в качестве каких-то побежденных рабов, можно было проводить бесконечно.
Такой же бесконечный перечень произвола и насилия приводили делегаты и очевидцы из некогда цветущей Ферганской области, дополняя его рядом кровавых расправ, произведенным над мусульманским трудовым населением частью так называемых ферганских разбойников, а главным образом армянскими дашнаками, переходившими от советской власти к разбойникам и обратно и одинаково жестоко грабившими и убивавшими мусульманское беззащитное население как в том, так и в другом случае, и, наконец, красногвардейцами и красноармейцами, вместо защиты от разбойников и дашнаков дополнявшими картину безудержного грабежа и разбоя окончательным разграблением и избиением ферганского трудового мусульманства.
«Стоном стонет трудовой люд всей обширной когда-то цветущей Ферганы, — пишут в своем докладе особоуполномоченные представители гор. Андижана и уезда. — Везде и всюду почти одни и те же явления и те же причины и те же последствия: Фергана сделалась ареной разбойничьих шаек, возглавляемых Иргашем, Мадаминбеком, Махкамом и Хал-Ходжой. Террор этих вначале незначительных, впоследствии организовавшихся и окрепших воровских и разбойничьих шаек не поддается никакому описанию».
«Буржуазный элемент так или иначе спасся от этого бича Ферганы, эмигрировав в соседние государства или укрываясь в черте русской оседлости, но трудовая беднота, средний класс дехкан и ремесленников положительно сделались жертвою разбойников и их преследователей. Мусульманская фракция коммунистов-большевиков неоднократно указывала на особую серьезность положения зарождения разбойничьих мелких банд, но товарищи-русские были не столь бдительны и осторожны, чтобы прислушиваться к голосу своих товарищей-мусульман, и вместо того, чтобы принять какие-либо радикальные меры, ограничились паллиативами, посылая на угрожаемые места мелкие отряды красноармейцев, где роль вожаков и сведущих лиц играли армяне-дашнаки. Нездоровый элемент, посылаемый с карательной целью к разбойникам, вместо того чтобы преследовать разбойников, их припасы, оружие и вообще гнездо, они направляли свое оружие на мирное кишлачное население —в результате грабежи и обогащение карательных отрядов за счет трудовой мусульманской бедноты, охранять которую они посылались. Ничем не оправдываемые жестокости, поголовный расстрел, поджоги жилищ, насилие над женщинами, избиение младенцев, — все это вместе взятое увеличивает число обиженных и оскорбленных, обездоленных, гонимых голодных бедняков, и эта-то толпа бросается в сторону тех, коих хотя и считают разбойниками, но, не имея другого исхода и выхода, поневоле должны идти к ним, этим разбойникам, носящим позорную кличку басмачей-дукмачей, т.е. душителей».
В докладе жителей Курган-Тепинской волости, между прочим, говорится: «Через два-три дня после ухода разбойников, разоривших нас и убивавших тех из нас, которых они принимали за туртынчи, т.е. большевиков, приехали называющие себя правительственными войсками, требовали показать им байские дома, конечно, под разными угрозами, приводили арбы и увозили все байское имущество дочиста. А кто попадал в глаза их без денег или бедняк, они расстреливали, говоря, что убивают разбойников. Большинство членов отряда составляли армяне. Они питали вековую вражду к мусульманам и, пользуясь современной смутой, нас, мирных жителей, ставили перед властью за разбойников, и, пользуясь доверием власти, они занимались исключительно истреблением мусульман».
Армяне рубили всех, кто попадался на глаза из мусульман, и вообще зверски издевались над ними. В конце концов события дошли до такого ужаса, что жители увидели себя между двумя огнями: один — это разбойники, а другой — это армяне, составляющие большинство Красной армии, но последний огонь в глазах мусульман был в тысячу раз страшнее, чем первый, так как разбойники убивали тех, которые не давали им своего имущества и денег, тогда они назывались разбойниками-«туртынчи», а армяне избивали дававшего и недававшего, ибо цель их была одна — смести мусульман с лица земли. Член Ферганского областного исполкома мусульманский коммунист докладывает: «Разбойники каждый день нас ловят и убивают, и мы не знаем, в чем мы виноваты? Хотя бы принять это во внимание, русские товарищи вооружили бы нас, тогда бы принялись за уничтожение этих сволочей-разбойников. Но не только нас не вооружают, а даже нам не верят, например, если мы указываем разбойников, то с нас требуют свидетелей, видевших такого разбойника с оружием, и за отсутствием таковых задержанных нами разбойников отпускают, а если мы попадемся к разбойникам, то они убивают нас без задержки, для них достаточно брить бороду или надеть брюки и бешмет. Мы обращались в партию с просьбой выдать нам 50 винтовок для охраны своей части, но партия решила не давать мусульманам даже палки».
«Если мусульманин пойдет в Биржу труда или на завод с просьбойдать работы, то его гнали вон, а если партийные мусульмане возражали против этого, то нас осыпают словами: “Исключить из партии, расстрелять, арестовать”».
«Европейцам давались: белый хлеб, рис, зеленый чай, керосин, мануфактура, мыло, а также дрова, а нам, бедным мусульманам, и то не каждый месяц понемногу джугары, фруктового чая, жмыха и малое количество хлопкового масла, а больше ничего мы не видели, благодаря чему мусульмане голодают».
«Состоящие в уездном исполкоме лица никогда не исполняют дела мусульман. Мусульмане-бедняки ходят по одной, по две недели и, не получив никакого результата, уезжают домой, растратив последние гроши».
«Когда шайка разбойников, удовлетворившись кровью мусульман, грабежами и насилием, уходит, — говорит докладчик из Ферганы тов. Каримбаев, — является Красная гвардия, и вместо того чтобы установить порядок, начинает грабить население, творить насилие и затем распродает награбленное имущество. Был случай в Чусте, когда были вырезаны разбойниками 260 мусульман-коммунистов, пришедшая затем Красная армия из армян-дашнаков, именующих себя коммунистами, начали бесчинствовать и грабить население».
Делегат от Намангана тов. Садыров докладывает: «Что когда находящиеся в городе мусульмане-коммунисты направились в крепость города, то по дороге были перестреляны, а двое были пойманы и убиты и им были подложены Красной армией из дашнаков карточки как участникам шайки».
По словам докладчика тов. Хусанбаева, «когда в Оше появились разбойничьи шайки, то об этом было сообщено в Андижан, откуда пришел отряд Красной гвардии, разбил шайку, после чего поджег базар и начал грабить старый Ош. Через некоторое время приходит второй отряд из дашнаков и совместно с первым снова начинает грабить, насильничать и убивать даже детей, разрубая их на куски. И такому разгрому Ош подвергался в течение 5 суток и в результате 2000 жертв».
Что нарисованная выше мрачная картина положения Ферганы не изменилась не только к лучшему, но значительно ухудшилась, о том свидетельствует доклад с места от последних чисел октября с.г., в котором значится: «Каждый мало-мальски порядочный кишлак разграблен дотла, угнан скот, расхищен хлеб, разграблено имущество, а сами владельцы, защищая свое добытое пóтом и кровью достояние, убиты. Все принимаемые агитационные меры не приводят к желательным результатам, и вместо успокоения среди беспомощного и бесприютного населения возникает недоверие к власти, недовольство ею и ропот».
Не менее ужасно положение первой по численности мусульманской народности — киргиз, населяющих большую часть Сырдарьинской и почти всю Семиреченскую область.
«В Перовске и Туркестане, — говорит делегат из Черняева тов. Тюрягельдиев, — несколько киргиз были расстреляны без суда, а под видом обысков у буржуев происходят обыски и грабежи у пролетариата. В поселках кулаки-крестьяне у являющихся на базаркиргиз-бедняков отнимают лошадей и быков, говоря потерпевшему, что ты-де еще в николаевские времена украл у меня лошадь или быка, и против этого бесчинства не принимается никаких мер. Мало того, половина киргизского населения вымерла от голода, вторая — расстреливается крестьянами. Когда же киргизы обращаются к своим представителям, прося защиты, последние говорят, что они бессильны что-либо сделать, так как и их выгоняют. Наши делегаты расстреливаются, несмотря на то, что киргизское население преобладающее (из 57 волостей только 15 русских поселков). Когда мы вздумаем говорить о своих правах, нам говорят, что мы неработоспособные и взяточники. Когда киргизы после голодовки пришли в исполком, дабы их спасли от голодной смерти, то их спросили, нет ли среди вас баев, у которых возьмем и дадим вам. По указанию этих голодных, у нескольких киргизов-баев были отобраны 290 лошадей и пшеница, тем не менее голодные остались голодными, ибо им ничего не попало». «Местные крестьяне-кулаки живут зажиточно, имея по 2000 баранов и 30 быков, а голодному киргизу не разрешается иметь и 10 баранов, ибо они у него отбираются».
То, о чем говорил представитель Чимкента, в полной мере применимо ко всем остальным местностям с киргизско-мусульманским населением. Разница бывает лишь в том, что по мере удаления от центра ограбление киргизского мусульманства становиться еще беспощаднее и вымирание от голода еще ужаснее, чем поблизости к Ташкенту.
Таким образом, вопиющая историческая несправедливость позорного царского правительства, заключающаяся в планомерном и систематическом обезземелении киргизского народа путем легального ограбления принадлежавших киргизам удобных для хлебопашества земель в пользу русских поселенцев-эксплуататоров, превративших в своих рабов владельцев этих земель — киргиз, совершенно беспрепятственно продолжается до последних дней, причем для ускорения процесса окончательного вымирания этого безобидного и даровитого народа от голода со стороны тех же грабителей-эксплуататоров, непосредственных виновников этой ужасной вековой трагедии, пущены в ход самые примитивные средства открытого истребления в виде массовых расстрелов, разбоев, грабежей и т.п.
Так как имеющийся в моем распоряжении обширный материал по вопросу о взаимоотношениях киргизских трудовых масс и русских эксплуататоров-крестьян, советской власти на местах еще не разработан окончательно, то более подробная иллюстрация переживаемой киргизским народом тяжелой трагедии может быть представлена дополнительно.
Точно так же не разработан и не систематизирован материал о взаимоотношениях советской власти и мусульманских трудовых масс Закаспийской области — туркмен ввиду прифронтового положения этой области, недавнего освобождения ее от белогвардейцев и продолжающихся еще в западной половине ее военных действий.
Совершенно очевидно, что подобная тактика, вполне понятная для мусульманских трудовых масс в мрачные времена царской реакции, на долгое время оттолкнула эти массы от советской власти, поколебав всякое доверие к искренности выдвигаемого ею принципа самоопределения народов.
И если Советская Россия считает необходимым восстановить поколебленное доверие туркменских мусульман, без которого немыслимо проведение в жизнь восточной политики советского правительства в таком грандиозном масштабе, в каком эта политика проводится, то ввиду отсутствия в Туркестане и вообще на Востоке фабрично-заводского пролетариата и мелкобуржуазно-патриархального уклада жизни восточных народов крайне необходимо мирное завоевание сочувствия мелкой и средней городской сельской буржуазии, почему в первую очередь должны быть приняты в экстренном порядке следующие меры:
1) Возвратить всем мелким и средним землеробам-мусульманам отнятые у них земли, сады, виноградники, мельницы, весь живой и мертвый инвентарь и все захваченное у них имущество, а за недостающее и расхищенное, а также за вырубленные лесные насаждения уплатить справедливое вознаграждение.
2) Ликвидировать все сельскохозяйственные коммуны и союзы бедноты, как заслужившие своими грабежами и насилиями непримиримую ненависть мусульманских земледельческих трудовых масс.
3) Пригласить всех мусульман, потерпевших от вымогательства и взяточничества агентов советской власти, указать взяточников и вымогателей, гарантируя жалобщикам полную защиту от угроз и мести последних.
4) Возвратить средним домовладельцам-мусульманам отнятые у них домовладения, а всем торговцам и частным лицам, у которых захвачены или реквизированы какие-либо товары и имущество, уплатить их стоимость по справедливой оценке, что будет вполне последовательно с объявлением декрета о восстановлении мелкой и средней торговли.
5) 95% служащих по проведению земельной реформы заменить мусульманами.
6) Единый народный суд для мусульман заменить судом казиев по выбору всего населения данного судебного участка с восстановлением шариата и адата, причем дело о вымогателях, взяточниках и насильниках — мусульманах передать на рассмотрение мусульманских судов.
7) Так как хлебная монополия дала крайне ничтожные результаты, восстановив народные массы против советской власти, то разрешить продажу хлеба по вольной цене.
8) Разрешить частную, мелкую и среднюю торговлю, а также все среднее и мелкое промышленное и ремесленное производства.
9) Вознаградить ферганское население за понесенные им убытки как от грабежей так называемых разбойников, так и от грабежей, произведенных преследователями и усмирителями этих разбойников.
10) В Фергане организовать ревкомы с привлечением в состав последних и беспартийных местных деятелей.
11) Созвать общенародный Ферганский областной съезд для ликвидации басмачества и установления взаимоотношений с советской властью.
А. Кушб[егиев]
˂˂РГАСПИ. Ф. 122. Оп. 1. Д. 312. Л. 10–18 об. Подлинник.˃>