Сообщение М. Чокаева представителям прессы о национальном вопросе и межнациональных отношениях в Туркестане Message from M. Chokaev to members of the press on the nationality question and interethnic relations in Turkestan
Transcription
Сообщение М. Чокаева представителям прессы о национальном вопросе и межнациональных отношениях в Туркестане
24 апреля 1920 г.
Тифлис
Если обыкновенно в плоскости государственного строительства содержание национальной проблемы исчерпывается вопросом о национальных меньшинствах, то в условиях Туркестана мы имеем явление обратного свойства. Здесь вопрос идет о правах национального большинства. Как это ни странно, но национальный вопрос в Туркестане в такой именно постановке, в смысле защиты интересов большинства населения встает перед нами на деле после советских декретов и воззваний о праве каждого народа, о праве каждой нации «жить по образу своему и подобию». Я утверждаю категорически, что из-за «коммунизированных» фигур граждан Туркестанской республики отчетливо и ясно выглядывает «образ и подобие» сарта, воспитанного на Коране, и киргиза, живущего, как образно выражаются в степи, по правилам «войлочной книги»*.
Это подтверждается хотя бы фактом объявления чрезвычайным советским комиссаром Киргизских областей А. Джангельдиным киргиз своего племени (кипчак) коммунистами, а киргиз другого племени (аргын), с которыми кипчаки враждовали из-за сенокоса и летовочных пастбищ — контрреволюционерами. Разве это не доказывает той непреложной истины, что никакие заманчивые лозунги, покоящиеся на остриях чужих и чуждых штыков, не могут вытравить национального чувства.
«Самоопределяя» Туркестан по образу и подобию тульских и нижегородских красноармейцев, туркестанские ура-большевики не приняли во внимание правдивый и свободный язык цифр.
На знаменитом съезде Cоветов Туркестана, декретировавшем Туркестан советской республикой, среди 500 делегатов-солдат и рабочих молчаливо присутствовало около двух десятков киргиз и сартов.
На вопрос, в чем выражалось их участие в съезде, делегат-сарт ответил: «Мы присутствовали на похоронах по христианскому обряду свободы мусульманского Туркестана и, слушая пение «Интернационала», мы, глотая слезы, читали молитву и просили Аллаха о чудесном воскрешении нашей свободы». (Дело идет о разгроме Туркестанской автономии).
И с этого момента начинается подлинная национальная трагедия в Туркестане...
И только через год наиболее трезвые и грамотные большевики заметили затаенную национальную злобу. Так, в своей речи, обращенной к Ташкентскому совдепу 13 марта 1919 г., нынешний лидер туркестанских коммунистов инженер Кобозев говорит: «Поход против национального движения вылился в самую грубую форму… и если будут повторяться ошибки прошлой истории, то смогут пробудиться национальные страсти со всеми своими печальными последствиями». И с этого времени начинаются зигзагообразные изменения в политике туркестанской советской власти в национальном вопросе.
Посылается туда комиссия, в задачи которой входит оздоровление туркестанской жизни, налаживание взаимоотношений между советской властью и местным населением, намечается проблеск сознания того, что один туркестанский киргиз или сарт стоит не меньше, чем один тульский или нижегородский крестьянин, случайно оказавшийся в Туркестане.
Советская власть кажется близка к признанию того, что ярлык официального большевизма не должен служить (в особенности на инородческих окраинах России) тарханной грамотой среднеазиатских ханов, освобождавшей владельцев ее от всех общепризнанных моральных обязательств.
Пока эти положения не воплощены в действительную жизнь, «Туркестанская социалистическая республика» будет оставаться, с точки зрения национального самоопределения, понятием без всякого конкретного содержания.
Нынешний Туркестан может служить только ярким примером аннексии народной воли.
В самом деле, если бы воля народов Туркестана была свободна, мог ли бы там появиться вновь генерал А.Н. Куропаткин, который окраинам старой России известен не как герой Ляоянского отступления, а как автор книги «Россия — для русских».
Тот, кто в 1916 г. конфисковывал земли сартов по бесчеловечно-циничной «таксе» (где пролита кровь русского офицера, конфискуется 400 дес.; за кровь русского чиновника — 200 дес., за кровь рядового солдата или казака — 100 дес.), тот, кто семиреченских киргиз выселял с насиженных мест целыми волостями и уездами в горные ущелья — разве этот человек, не будь на то большевистской воли, мог бы вновь появиться в Туркестане?
Кто как не этот бывший «ярым-падша» (полцаря) может поднять авторитет красного знамени в глазах туркестанских сартов и киргизов?
Отношения между различными национальностями Туркестана всегда были лояльны.
Составляющие большинство в крае киргизы и сарты жили между собою всегда мирно и не проявляли никакой нетерпимости в отношении населяющих Туркестан недержавных народностей. Только в период Февральской революции, когда из рядов русской демократии раздались не совсем достойные голоса, это туземное большинство на один момент готово было стать на позицию национального шовинизма, но благодаря работам туземной демократии был легко обойден и этот острый угол. В дальнейшем, когда близорукая туркестанская советская власть своими мероприятиями задевала национальное самосознание туземного большинства, стали вновь появляться признаки узкого национализма, который советская власть в последнее время старается ликвидировать.
* Т.е. по обычаям предков, так сказать, по «Домострою»: юрты киргизов покрыты войлоком.
˂˂Борьба (Тифлис). 1920. 28 апреля.˃˃
Translation
Message from M. Chokaev to members of the press on the nationality question and interethnic relations in Turkestan
24 April 1920
Tiflis
While the substance of the nationality problem in the realm of state construction is usually confined to the question of ethnic minorities, in the conditions of Turkestan we have the reverse phenomenon. There the discussion is about the rights of the ethnic majority. Strange as it may seem, the nationality question in Turkestan in this precise formulation, in the sense of protecting the interests of the majority of the population, confronts us in practice after the Soviet decrees and appeals on the right of every people, on the right of every nation “to live according to its own image and likeness.” I categorically affirm that because of the “communized” figures of the citizens of the Turkestan Republic there is distinctly and clearly emerging an “image and likeness” of a Sart educated in the Quran and a Kirgiz living, as they figuratively put it in the steppe, according to the rules of “felt book.”[*]
This is confirmed, for one thing, by the fact that the Soviet commissar extraordinary of the Kirgiz oblasts, A. Dzhangeldin, declared that the Kirgiz in his tribe (the Kipchaks) were communists, and that the Kirgiz of another tribe (the Argyns), with whom the Kipchaks were feuding over hayfields and summer pastures, were counterrevolutionaries. Does this not prove the irrefutable truth that no enticing slogans coming from the points of foreign and alien bayonets can destroy national feeling.
In “self-determining” Turkestan according to the image and likeness of the Red Army soldiers from Tula and Nizhny Novgorod, the Turkestan ultra-Bolsheviks did not take into account the truthful and free language of numbers.
At the famous congress of Soviets of Turkestan, which decreed Turkestan to be a Soviet republic, the 500 delegate-soldiers and workers included about twenty Kirgiz and Sarts, who sat silently.
When asked how their participation in the congress was manifested, a Sart delegate replied: “We attended the funeral, according to Christian rites, of the freedom of Muslim Turkestan and, while listening to the singing of the ‘Internationale,’ we swallowed our tears, read a prayer and asked Allah for a miraculous resurrection of our freedom.” (The reference is to the destruction of Turkestan autonomy.)
And that is when the real national tragedy began in Turkestan…
And it was not until a year later that the most sober-minded and competent Bolsheviks noticed the latent national anger. For example, in his speech to the Tashkent Soviet on 13 March 1919, the current leader of the Turkestan communists, Kobozev, says: “The campaign against the national movement has developed into the crudest form… and if the mistakes of past history are repeated, national passions may awaken with all of their sad consequences.” And that is when the zigzags in the policy of the Turkestan Soviet government on the nationality question began.
A commission is being sent there, whose tasks include revitalizing Turkestan life and improving relations between the Soviet government and the local population; there appears to be a glimmer of awareness that a Turkestan Kirgiz or Sart is worth no less than a Tula or Nizhny Novgorod peasant who accidentally found himself in Turkestan.
The Soviet government seems to be close to recognizing that the label of official Bolshevism should not serve (especially in the non-Russian outlying regions of Russia) as a privileged-landowner certificate for Central Asian khans that exempts its owners from all universally recognized moral obligations.
Until these principles are carried out in real life, the “Turkestan Soviet Republic” will remain, from the standpoint of national self-determination, a concept without any concrete substance.
Turkestan today can serve only as a vivid example of the annexation of the popular will.
Indeed, if the will of the peoples of Turkestan were free, could General A. N. Kuropatkin have reappeared there, even though he is known to the outlying regions of old Russia not as the hero of the Liaoyang retreat but as the author of the book “Russia for Russians”?
The man who in 1916 confiscated the lands of Sarts at an inhumanely cynical “fixed rate” (where a Russian officer’s blood was shed, 400 desiatinas were confiscated; for a Russian official’s blood, 200 desiatinas; for the blood of an ordinary soldier or Cossack, 100 desiatinas); the man who evicted Semirechie Kirgiz from long-occupied areas in entire volosts and uezds to mountain gorges – could this man have reappeared in Turkestan if the Bolsheviks had not wished for it to happen?
Who, other than this former “yarym-padsha” (half-tsar), can elevate the authority of the red banner in the eyes of the Turkestan Sarts and Kirgiz?
Relation between the various nationalities of Turkestan have always been loyal.
The Kirgiz and the Sarts, who make up the majority in the krai, have always coexisted peacefully and never displayed any intolerance toward the nonruling peoples populating Turkestan. Only during the period of the February Revolution, when not altogether respectable voices were heard from the rank of Russian democracy, this native population was ready at one time to take the position of national chauvinism, but thanks to the work of native democracy this thorny issue was circumvented. Subsequently, when the short-sighted Turkestan Soviet government offended the national sense of identity of the native majority with its actions, signs of narrow nationalism began to reappear, which the Soviet government recently has tried to eliminate.
[*] I.e. according to the customs of their ancestors, so to speak, according to “Domostroi” [The Household Code]: the yurts of Kirgiz are covered with felt.