Продолжение статьи М. Чокаева Против одной «научной лжи». В связи с 14-летней годовщиной Кокандской ав-тономии
Transcription
Продолжение статьи М. Чокаева «Против одной “научной” лжи». В связи с 14-летней годовщиной Кокандской автономии.
Январь 1932 г.
Я опять возвращаюсь к своей теме, т.е. к критике того, что писал Зеки бей по поводу Кокандской автономии. Пусть читатели «Яш Туркестан» не думают, что я защищаю идею автономии как программу нашей национальной борьбы. Мысль об автономии для нас является делом, навсегда смешавшимся с историей, вернее, делом мертвым. Воскресить его значит заниматься политическим самоубийством, а также оскорблением памяти лиц, погибших за национальное освобождение. С уличением лжи Зеки бея я хочу быть защитником истины как об автономном правительстве, так и о самой автономии. С момента вступления и выхождения Зеки бея из рядов русской коммунистической партии ложь стала для него одним из методов его политической борьбы. Пусть читатели не думают, что это я выдумываю из своей головы, в этом я прав и это я докажу личным свидетельствованием Зеки бея. В декабре 1924 г. Зеки бей от имени социалистической фракции национально-демократического союза, известного под именем «Туркестанское общество», вручил в письменном виде доклад представителям партии как левым социалистам революционерам, так и социалистической фракции союза социалистов-революционеров, максималистов, собранных тогда в Берлине.
Зеки бей, не считаясь с интеллигенцией, которая стояла на платформе автономности и независимости, выдвигал свою «социалистическую» (??) платформу в следующей плоскости.
Ниже несколько строк списаны мною с русского оригинала, который помещен на 7 странице журнала «Яш Туркестан».
«Туркестанцы являются сыновьями тех отцов, которые раньше, когда шли войной на Китай, не вторгались туда и возвращались обратно, если в Китае в это время происходили междоусобные войны, считая нападение в такое время противоречащим честности рыцаря. Когда они встречали спящего врага, они сначала будили его, чтобы садился на коня и вооружился для сражения. События показали полную негодность такой философии. События оправдали всякую ложь, коварство, лицемерие, провокацию и не только по отношению к врагам».
В действительности мы не будили и не нападали на спящего политического врага, но вместе с тем нам теперь становится необходимым уничтожить всякую клевету, лицемерную провокацию и вероломство, направленное против нашей совести и против тех или иных мыслей. Главное, такое острие направляется со стороны того, который будто не является нашим врагом.
Нет, туркестанцы! Надо уничтожить врага, препятствующего нам в национальном освобождении нашей страны, и превратить его временный «сон» в вечный, т.е. в смерть, но также следует встречаться с не врагом мужественно.
Зеки бей свой политический метод и свою политическую психологию в настоящее время начал проводить в отношении нас. Он этот свой метод проводит не только в отношении своих врагов, но и даже против своих друзей. Даже не ограничился его провести в отношении меня, несмотря на то, что он в то время считал меня близким своим другом. Несмотря на то, что он это проводит в силу определенных политических целей и поскольку это относилось к моей личности, то он это хотел замять и, не придавая этому особенного значения, оставил его без всяких последствий. Но в настоящее время Зеки бей свой лживый и провокационный метод начал употреблять в книге, которую он посвятил всему нашему национальному движению.
Зеки бей в своей книге не только клевещет по поводу Кокандской автономии. Но и также грешит в отношении своих ролей, разыгранных им в Башкирии, это мое слово может подтвердить труд одного из башкирских большевиков некоего Сиата Атнаголова <<Точнее, Салах Атнагулов>>, каковой я получил когда-то и к которому сам Зеки бей относится с большим доверием.
После такого вступления приступаю к обличению «его лжи и провокации».
Зеки бей пишет, что единственным надежным человеком Кокандского правительства был председатель басмачества Иргеш. Было бы не удивительно найти такое сведение в большевистской пропагандистской литературе, но совершенно недопустимо писать такую ересь в научной книге.
Во-первых, «председатель басмачей Иргеш никогда не был тем единственно надежным человеком и никаким другим. Во-вторых, Зеки бей должен был ясно изложить в двух содержаниях о басмачах: 1) появление басмачей после насильственной ликвидации Кокандской автономии (1 февраля 1918 г.), 2) появление их до этого момента, т.е. до 1 февраля 1918 г. Басмачей 2-й категории, если можно так выразиться, и он вправе назвать их этой кличкой, так как они являются в действительности бандитами и грабителями.
Но басмачи 1-й категории не бандиты и не грабители, а льющие свою кровь и жертвующие свою жизнь за национальное освобождение Туркестана и борцами против русско-большевистской диктатуры, одним словом, басмачи этого периода были уже не бандитами и не грабителями, а политически восставшими. Это наподобие того, как войска враждующих сторон называли друг друга бандами, так и наших борцов прозвали басмачами. Большевики постарались разукрасить и показать их нам совершенно в другой плоскости, т.е. не как борцов за национальное освобождение, а как бандитов. История в этом отношении видела много таких недоразумений. Даже в одно время в рядах этих басмачей был сам Зеки бей. В действительности он был бы прав, если бы его он включил бы в список первых басмачей. Иргеш в действительности после революции 1917 г. стоял во главе басмачей. После революции он вернулся в Фергану и со стороны Кокандского городского самоуправления был избран главой городской милиции и вместе с тем стал вести усиленную борьбу с басмаческими грабителями, которые занимались разбоем вокруг Коканда. И надо еще добавить, что в то время должность Кокандского городского головы исполнял его партийный товарищ, русский социалист-революционер некий адвокат Гурвич. Иргеш не был главой басмачества в момент образования Кокандского правительства.
После ликвидации Кокандского правительства он выступил в роли главы басмачества 2-го момента, т.е. басмачей, восставших за национальное освобождение.
Даже большевистский историк Гинсбург, которого так ценит Зеки бей, и тот пишет, что причиной басмаческого движения в Фергане была с трудом ликвидированная Кокандская автономия. Значит, как басмачи, так и их глава Иргеш не имели никакого отношения к Кокандскому правительству.
Остается нам совершенно не понятным, когда Зеки бей обсуждает о единственно надежном человеке Кокандского правительства, то про какого Иргеша он говорит, о главе ли басмачей до революции или же о главе тех басмачей (борцов).
Если это касается Иргеша первого периода, то эта наглая клевета, а если же он имеет в виду Иргеша второго периода, то это исторически неправильно.
Большевики, преследуя определенную цель, не делают различие между басмачами первого и второго периода. Их цель — загрязнить наше национальное движение и показать не как политическую борьбу на путях национальной идеи, а как бандитизм. Отсюда видно, что и такую же цель преследовал и Зеки бей, потому что и он заявляет, что Кокандская автономия не имела определенно установленной цели и программы.
Зеки бей пишет о внутренних переживаниях членов Кокандского правительства как человек больше знающий, чем эти переживающие, и продолжает в следующей плоскости: большинство интеллигенции, получившие свое воспитание в русских школах, не соглашались с большевиками, а имели большое пристрастие к правительству Керенского, чем к национально-автономной. И после этого предложения как бы подтверждает верность своих выдумок и продолжает: «В изданных воспоминаниях Чокай-оглу Мустафа (якобы он заявляет, что после падения правительства Керенского исполнял возложенные на него обязанности) заявляет, что после избрания его в члены правительства не был сторонником идеи объявления автономии. Даже после падения правительства исполнял свои обязанности в качестве представителя последнего, но об этом ничего не мог говорить другим».
Я хочу остановиться по поводу этого аргумента Зеки бея. Но прежде чем начать или же остановиться, вношу следующее предложение. Пусть Зеки бей скажет, когда и где я писал о том, что будто бы я в момент избирания в правительство не был сторонником идеи объявления автономии. Написанное им по этому поводу опять-таки вытекает из его привычки.
В действительности я даже в день избирания в правительство показал себя как не сторонник идеи объявления автономии, это было с моей стороны необходимо, так как в тот момент не было выяснено общее положение Туркестана. Между этими двумя моментами есть большая разница. Зеки бей об этом прекрасно знает, но своим (лживым методом) отходит от истины.
«Даже в день избирания меня в правительство» если бы я не был сторонником идеи объявления автономии, то почему тот конгресс, который созван с целью объявить автономию, выдвинул мою кандидатуру в председатели? И каким же образом я мог бы подписать как решение об автономии, так и объявить ее своими устами? Правительство было образовано спустя два дня после распущения конгресса. А по Зеки бею дело происходит следующим образом. Я, несмотря на то, что находился на должности председателя и подписал решение об объявлении автономии, вместе с тем был противником объявления автономии. Зеки бей эту свою ложь подтверждает такими словами, которых я совершенно не говорил, будучи сторонником того, чтобы в спешном порядке объявить автономию Туркестана. Это Зеки бею хорошо известно. Кроме того, в это время в Туркестане свирепствовал страшный голод, все железнодорожные магистрали нашей страны находились в руках русских рабочих и солдат. Во всем Туркестане не было ни одного человека, который мог бы пользоваться современной военной техникой. Оставим все эти трудности в сторону.
Даже не было согласованности между туркестанцами в форме управления, которая является самым наиважным для страны. В тот момент, когда большевики играют явно враждебную роль по отношению к правительству, «Ама Джемиет» <<Имеется в виду «Общество улемов»>>, глава этого общества некий Шир-Али Лапин обратился к коварным большевикам и предложил образовать совместно с ними коалиционное правительство. По этому поводу Зеки бей мог бы получить в достаточной степени сведения от хорошо известной ему 68 страницы книги большевика Сафарова. Кроме того, нам не было известно настроение наших сородичей туркмен. Против такого положения нельзя было закрывать глаза, т.е. объявлять автономию, так как это было бы равносильно объявлению войны большевикам. И вместе с тем такой поступок можно было бы классифицировать как принятие на себя обязанностей палача по отношению к своему народу.
Так как в то время первым долгом надо было собрать весь Туркестан вокруг известной программы. До проведения в жизнь этой цели надо было хотя бы часть (дехкан) крестьян, рабочих и русских войск привести в нейтральное положение, а нам надо было принять некоторые мероприятия в отношении того, чтобы не перешли на сторону советского правительства. А этого можно было достичь опять-таки действием от имени правительства Керенского. Поэтому я после окончательного перехода правительства в руки большевиков, пользуясь случаем от своего положения, называл себя представителем Временного правительства. Этот мой поступок большевики поняли прекрасно и телеграммой меня пригласили в Ташкент для того, чтобы я принял участие в новообразовавшемся советском правительстве; даже предложили мне занять должность председателя правительства. Но из-за того, что мы хорошо знали цель большевиков от проведения такой политики, то я, естественно, не принял их предложение. Мои политические товарищи мое противостояние нашли вполне благоразумным.
На 339 странице книги Зеки бея написано, что мы, не преследуя дальнейшие последствия, моментально согласились с большевиками, и отсюда возможно, что рабочие, крестьяне и русские войска, которые стояли против большевиков, в связи с этим перейдут на сторону большевиков. Это все доказывает те казаки, которые возвращались с Кавказского фронта. Они с самого Красноводска начали уничтожать советские правительства, они шли за лозунгами «Да здравствует Туркестанская автономия и его правительство», а большевистские лидеры Кулисов <<Точнее, Колесов>>, Успенский и Табулин <<Точнее, Тоболин>> выпускали различные провокационные слухи, как-то прозвали это правительство панисламистским и этим хотели отвлечь внимание русского населения Коканда. Население, поверив этим провокационным слухам, наперекор лозунгу «Да здравствует Туркестанская автономия» передало Кокандское правительство в руки большевиков.
Мы, начиная с Октябрьской революции и кончая Кокандским конгрессом, весь этот период времени использовали для изучения общего положения в Туркестане. Даже достигли соглашения с «Обществом Ама <<Точнее, Аман>>». Данное общество отказалось от той политики, которую оно преследовало до того дня, и условилось с нами, что в момент образования Туркестанской автономии его лидер некий Шир-Али Лапин должен получить руководящую роль в одном из высокопоставленных учреждений вышеупомянутого правительства. Согласно этому условию Шир-Али Лапин был избран председателем Временного Народного собрания Туркестанской автономии. Известие о том, что туркмены будут работать с нами в контакте, т.е. на одном фронте, то об этом мы знали еще за день до открытия, вернее, до объявления Кокандской автономии. Мы даже достигли того, т.е. привлекли часть русских рабочих и крестьянских организаций на свою сторону. Но вместе с тем мы прекрасно знали, что русские рабочие и крестьяне из-за боязни показать нам свою искреннюю симпатию в нашем национальном деле, в этом отношении постараются стать более свирепыми, чем к большевикам. Но для нас это было необходимо. Потому что такое положение могло бы дать нам немного перерыва.
А теперь перехожу к тому, что писал Зеки бей по адресу той интеллигенции, которая получила свое воспитание в русских школах. Якобы большинство ее не соглашалось с большевиками, а имело большое пристрастие к правительству Керенского, чем к национально автономной. Интересно знать, в момент объявления Башкирдистана Зеки беем автономией, соглашался ли он с большевиками, или же объявил ее из-за того, что был врагом большевиков правительства Керенского?
Если он соглашался с большевиками, то почему он стал в союзе с казачьим атаманом в Оренбурге неким монархистом Дутовым и боролся с ним против большевиков? А если же он враждебно относился к правительству Керенского, то почему же для объявления автономии Башкирдистана он ждал распада правительства Керенского и почему он не объявил эту автономию в момент существования правительства Керенского? Эти вопросы я задаю профессору Стамбульского университета и, кроме того, хочу доказать, что его обвинения не основаны ни на чем.
Вне всякого сомнения, мы, туркестанцы, «недовольные от большевиков» и даже были их врагами. Потому что большевиков в то время мы считали своими врагами, в деле национальной пользы Туркестана.
Теперь несколько слов «о верности к правительству Керенского». Зеки бей такую ересь направляет на нас из-за его демагогии (1925.24.XII): «Глубокоуважаемый товарищ Сталин, можете полагаться, что я совершенно ясно отличаю науку от политики». Если бы в действительности Зеки бей мог бы отличить науку от политики, то он должен был относиться к нам объективно и если бы он хотел описать эти события, то что правильно, которые имели место в тот период, то, естественно, в такой научной книге не мог бы поместить такую ересь. Так господин «профессор» должен был понять, что дело объявления автономии как Туркестана, так и Башкирдистана не имело никакую связь и не должно было иметь как с верностью, так и враждебностью к правительству Керенского.
Зеки бей прекрасно знает, что мы, туркестанцы, в том числе и он, с первых дней русской революции стали в рядах автономистов и открыто заявили, что мы являемся сторонниками образования русской федеративной республики (это можете найти на 335 странице книги Зеки бея).
Потом мы перестали преследовать эту цель. И заявили себя борцами за независимость. Теперь уже мы не думаем образовать совместно с Россией федеративной республики, а также не ведем беседу о Всероссийском Учредительном собрании. Но в то время, т.е. в 1917 г. мы все, но в особенности Зеки бей, были искренно преданными делу образования с Россией федеративной республики. А правительство, правительство Керенского в отдельности, не имело никакого значения. Потому что такой программой могло бы образоваться какое-нибудь и другое правительство. Политическое значение этого правительства не представляло неограниченную власть в руках главы правительства, а оно считало хозяином всего этого Всероссийское Учредительное собрание и преследовало цели образования Российской Демократической Федеративной Республики. Идею о Всероссийском Учредительном собрании Зеки бей и атаман Дутов преследовали больше, чем мы, и для защиты этой идеи Зеки беем было отправлено тысячи башкирцев на внутренние фронта России. На пути защиты идеи Зеки бея погибла тысячная толпа башкирских джигитов, а преследуемая ими когда-то идея стала в его руках орудием по обвинению «интеллигенции, которая получила свое воспитание в русских школах». Политическим деятелям, а в особенности их главарям, прежде чем обвинить кого-нибудь, необходимо взвешивать правильность проявленных ими дел на весах совести.
Приходится сомневаться, что человек вчера возглавлял национальное движение Башкирдистана, кроме того, имел тесную связь с лидерами туркестанского национального движения, и этот человек в данный момент занимает кафедру по истории турок в Стамбульском турецком университете, но этих признаков как будто в цели нет. Подтверждением этому может послужить написанное Зеки беем по адресу Кокандского правительства, «что Кокандское правительство не имело определенно установленной программы и идей».
˂˂РГВА. Ф. 461-к. Оп. 1. Д. 420. Л. 21–33. Подлинник. Рукопись.˃˃